Бесплодные земли

— «Я стреляю не рукой; тот, кто стреляет рукой, забыл лицо своего отца».

Это какая-то глупая шутка, подумал он. Он не узнал бы своего папашу, даже столкнись он с ним нос к носу на улице. Но все-таки Эдди чувствовал, что слова помогают ему: прочищают рассудок и укрепляют нервы. Он не знал, сможет ли из него получиться стрелок, настоящий… хотя имел смутное подозрение, что вряд ли, несмотря на то, что он прекрасно себя проявил в той перестрелке у Балазара… Но одно он знал наверняка: какой-то частице его души нравилась эта спокойная и отрешенная холодность, что всегда нисходила на него, когда Эдди произносил слова древнего катехизиса, которому его обучил стрелок… Холодность и еще новое ощущение мира, вдруг приобретшего необычайную захватывающую ясность. Хотя другая частица его души с той же ясностью осознавала, что это тоже своего рода наркотик, смертельный наркотик, мало чем отличающийся от героина, который погубил Генри и едва не убил и его самого, но это ни капельки не умаляло напряженного, будто звенящего удовольствия от момента. Оно билось в нем, как провода электропередачи, вибрирующие от сильного ветра.

— «Я целюсь не рукой; тот, кто целится рукой, забыл лицо своего отца.

Я целюсь глазом.

Я убиваю не выстрелом из револьвера; кто убивает выстрелом, забыл лицо своего отца».

А потом — он и сам сначала не понял, как это его угораздило, — Эдди вдруг выступил из-под прикрытия деревьев и произнес в полный голос, обращаясь к роботам, ковыляющим на той стороне поляны:

— «Я убиваю сердцем».

Они застыли на месте, остановив бесконечное свое кружение. Один зажужжал на высокой ноте. Может быть, это была тревога… или предупреждение? Крошечные блюдца радаров повернулись на звук его голоса.

Эдди открыл огонь.

Сенсоры разлетались, точно глиняные летающие мишени, один за другим. В сердце Эдди уже не было места для жалости… только эта отрешенная холодность и еще знание, что он уже не остановится, не сможет остановиться, пока вся работа не будет закончена.

Грохот от выстрелов громовыми раскатами прокатился по сумеречной поляне, отдавшись эхом от обветшалой каменной стены. Стальная змея пару раз кувыркнулась и задергалась в серой пыли. Самое крупное из устройств — то, что напомнило Эдди игрушечный трактор, — попыталось спастись бегством, но замешкалось, выбираясь из колеи. Выстрел Эдди снес его радар напрочь. «Трактор» врылся в землю квадратным носом, из пазов, где крепились стеклянные его глаза, слабой струйкой излилось голубое пламя.

Эдди промахнулся лишь раз — по сенсору крысы из нержавеющей стали. С тонким писком, похожим на писк комара, пуля отскочила от металлической спинки. Крыса выскочила из колеи, обежала полукругом своего сотоварища в виде коробки с ножками, который шел за змеей, и бросилась через поляну со скоростью, прямо-таки удивительной, издавая какие-то гневные лязгающие звуки. Когда расстояние между ними существенно сократилось, Эдди разглядел у нее во рту длинные острые иголки. Не зубы, а именно иголки, толстые, как для швейной машинки. Крыса ощетинилась, щелкнув пастью. Да, сказал себе Эдди, как выясняется, эти штуковины на щенков совсем не похожи.

— Прикончи ее, Роланд! — в отчаянии закричал он, но, оглянувшись, увидел, что Роланд по-прежнему стоит, скрестив руки на груди, с этаким невозмутимым и отрешенным лицом, словно бы погруженный в раздумья над шахматной задачей или предающийся сладостным воспоминаниям о старых любовных письмах.

Радар на спине у крысы вдруг на мгновение остановился, потом чуть изменил направление и нацелился прямо на Сюзанну Дин.

Остался один патрон, сказал себе Эдди. Если я промахнусь, эта дрянь обдерет ей лицо.

Но вместо того чтобы стрелять, он шагнул вперед и со всей силы пнул крысу ногой. Сегодня он был не в ботинках, а в мокасинах, пошитых из оленьей кожи, так что удар отдался по ноге до колена. Крыса с писклявым скрежетом покатилась, переворачиваясь в пыли, и остановилась, приземлившись на спину. Дюжина коротких механических ножек заходили туда-сюда, точно поршни. Каждая заканчивалась острым стальным когтем. Когти эти проворачивались на шарнирах размером с карандашный ластик.

Из брюха робота высунулся стальной стержень, и крыса перевернулась на ножки. Эдди опустил револьвер Роланда, не поддаваясь мгновенному искушению придержать его свободной рукой. Так, может быть, в его мире учат стрелять легавых, но для этого мира подобный прием вовсе не подходил. Когда забываешь про револьвер, когда ощущение такое, что ты стреляешь не им, а пальцем, как-то сказал им Роланд, считай, что ты почти выиграл.

Эдди нажал на спусковой крючок. Крошечный радар, который опять завертелся в поисках врага, исчез в голубой вспышке пламени. Крыса издала сдавленный звук — хлюп! — и завалилась набок. Мертвая.