Бесплодные земли

Эдди сходил за коляской Сюзанны. Вызвался сам, никто его не просил: просто ему вдруг захотелось побыть одному, поразмыслить, взять себя в руки. Теперь, когда он отстрелялся и напряжение спало, все мышцы его тела судорожно выбрировали. Его била неудержимая дрожь, и он не хотел, чтобы Роланд с Сюзанной видели его в таком состоянии, — и даже не потому, что они могли бы принять эту дрожь за страх, а потому, что могли распознать ее истинную причину: предельное возбуждение. Ему это понравилось. Даже притом, что летучая мышь едва не сняла с него скальп, ему это понравилось.

Хренотень какая-то, приятель. И ты сам это знаешь.

Но в том-то и заключалась проблема, что он не знал. Только что Эдди столкнулся лицом к лицу с тем же самым, что открыла для себя Сюзанна, когда пристрелила медведя: можно сколько угодно твердить о том, что тебе не хочется становиться стрелком, быть стрелком, как тебе надоело шляться по этому шизонутому миру, где, кажется, кроме тебя и твоих двух товарищей, нет ни единого человеческого существа, что больше всего тебе хочется оказаться сейчас на углу Сорок второй и Бродвея, стоять там, щелкать пальцами, подзывая лоточника, есть хот-дог с соусом «чили», включить плейер, слушать «Creedence Clearwater Revival» и глазеть на девчонок, сексапильных нью-йоркских девчонок в мини-юбках, с длинными ногами и пухлыми чертыхающимися губками. Ты можешь талдычить обо всем этом до посинения, но себя все равно не обманешь. Сердцем ты знаешь, что тебе это нравится. Он ловил кайф, паля по шагающим электронным зверюгам, по крайней мере пока держал в руках револьвер, превратившийся в этакого портативного «громовержца» для личного пользования. Он испытал удовольствие, пнув робота-крысу, хотя ноге было больно, а сам он перепугался до полусмерти. И, как бы дико оно ни звучало, даже то, что он перепугался, только добавило ему кайфа.

Все это само по себе уже гадко, но Эдди сегодня узнал про себя кое-что еще: если прямо сейчас перед ним вдруг возникнет волшебная дверь и откроется обратно в Нью-Йорк, он, может быть, и не вернется туда. Во всяком случае, пока не увидит своими глазами эту чертову Темную Башню. Он уже начал подозревать, что болезнь Роланда заразная.

Так, пихая коляску Сюзанны сквозь густые заросли ольхи, кляня на чем свет стоит тонкие ветки, что норовили ударить его по лицу и задеть глаза, Эдди нашел силы признаться себе кое в чем, а переварив, это все принять, и сделанные им открытия несколько остудили его разгоряченную кровь. Просто мне хочется посмотреть, она такая же, как в моем сне, или нет, думал он. Увидеть воочию нечто подобное… это будет действительно здорово.

И тут в голове у него прозвучал иной голос. Зуб даю, остальные его друзья — ну эти, со странными именами, как у рыцарей Круглого Стола при дворе короля Артура, — зуб даю, они тоже похожее переживали что-то, Эдди. А теперь они все мертвы. Все до единого.

Он узнал этот голос, нравилось ему это или нет. Голос принадлежал Генри. Вот почему Эдди было так трудно его не слушать.

28

Держа Сюзанну на правом бедре, Роланд стоял перед металлическим кубом, напоминающим запертый на ночь вход на станцию подземки. Оставив коляску на краю поляны, Эдди тоже подошел. Здесь, ближе к кубу, гул и вибрация под ногами стали гораздо громче, то есть механизм, этот гул издающий, располагался либо внутри коробки, либо под ней. Эдди казалось, что он его воспринимает не слухом, а каждой клеточкой мозга или даже нутром.

— Значит, это одни врата из тех самых двенадцати. И куда они открываются, Роланд? В Диснейленд?

Роланд покачал головой.

— Я не знаю куда. Может, вообще в никуда… или во все. В этом мире есть много, чего я не знаю… вы это, наверное, уже поняли. А многое из того, что я знал, изменилось.

— Потому что мир сдвинулся с места?

— Да. — Роланд взглянул на него. — Знаешь, это не просто такой оборот. Мир действительно сдвинулся с места… он и сейчас еще сдвигается, только быстрее. И все здесь приходит в упадок, ветшает… разваливается на части… — Он пнул механический трупик ходячей коробки, как бы подчеркивая свои слова.

Эдди вдруг вспомнил круглую схему, которую Роланд чертил на земле.

— И, стало быть, это край света? — спросил он едва ли не робко. — Я хочу сказать, место как место. Ничего особенного. — Он хохотнул. — Я так себе представлял, что должна быть какая-то пропасть… только что-то ее не видать.

Роланд покачал головой.

— Это не тот край света, а просто такое место, откуда выходит один из Лучей. Во всяком случае, меня так учили.

— Лучей? — переспросила Сюзанна. — Что еще за Лучи?