Беспокойные

– Моя мама верила, что девочкам математика не дается от природы. И вообще учеба. Она до сих пор не понимает, чем я занимаюсь. А отец меня поддерживал, но все думали, что это твой дядя Гэри поступит в колледж и найдет уважаемую работу – в бухгалтерии или фармацевтике. Но Гэри и школу с грехом пополам закончил. Теперь трудится в «Хоум Депо» под Сиракузами. В этом городе я выросла – еще съездим туда на День благодарения. Он разводился два раза.

– А что такое «Хоум Депо»?

– Большой магазин, где продают инструменты и доски. – Она хрустнула яблоком. – Родители давили на Гэри. На нас обоих. Знаешь, и на отца твоего в детстве давили его родители. С самого раннего возраста. Его отец был уважаемым адвокатом, который хотел передать свое дело наследнику. А твой отец хотел больше путешествовать, повидать мир. Он получил стипендию в Университете Беркли, в Калифорнии. Но родители его не пустили. Сказали, что он должен поступить в Дартмут, потому что там учился его отец. И бунтом Питера было уйти в науку, а не в право. Твой дед его за это так и не простил. – Кэй скрестила ноги по-другому – правая поверх левой. – В общем, наверно, я хочу сказать, что это может быть внутренней проблемой. То есть тебе когда-то сказали, что тебе не дается математика или даже что тебе вообще не дается учеба. Так что надо сказать себе: «Слушай внимательно, это неправда».

Деминь зачерпнул арахисовое масло указательным пальцем. Мыльная опера сменилась рекламой с яркой извилистой музыкой: два ребенка с родителями бежали к замку, пока рядом с ними скакали большие животные и взрослые в костюмах ростовых кукол. Появилась надпись «Дисней-Уорлд – волшебное королевство. Орландо, Флорида».

Арахисовое масло повисло на пальце, пока он таращился на экран. Мать хотела свозить его в «Дисней-Уорлд».

– Хочешь туда? – спросила Кэй.

Может, она прямо сейчас смотрит на замок, вместе с Томми.

– Нет, – сказал он. – Это фигня.

– Ну и слава богу.

К октябрю Деминь был на полсантиметра выше, чем в августе, согласно отметкам, которые Кэй оставляла карандашом на стене столовой. Когда он смотрелся в зеркало, его подбородок казался более волевым, брови – пушистее. Он не знал, можно ли еще в его лице узнать мамино. Не осталось никаких фотографий, никаких свидетельств.

Мать Роланда, мисс Лизио, тоже работала в Карлоу, в отделе кадров – Деминя постоянно сбивало с толку это выражение. Она оставляла для них с Роландом печенье из магазина «Фуд Лайон» и бутылки с соком. Дома у Роланда они могли смотреть триста кабельных каналов, но вместо этого играли в GTA 2.

Когда Деминь показал Роланду свой дискман и поставил ему Хендрикса, GTA тут же было забыто. Целый месяц они по воскресеньям слушали кассеты из обувной коробки, которую оставил покойный Роланд Фуэнтес-старший. В комнате Роланда они перематывали жизнь его отца на старом кассетнике, спорили, что лучше: петь или играть на гитаре, Оззи в одиночку или с Sabbath (Деминь, приверженец классики, обеими руками был за Black Sabbath). Когда Роланд родился, его маме с папой было по двадцать лет, – они встретились в колледже, переезжали в округ Колумбия и в Монреаль, пока их как-то не занесло в Риджборо, – и Роланд с Деминем слушали записи Адама Анта, Ramones, Clash, AC/DC, Ван Халена, Pixies, New Order, Jane’s Addiction. Оттуда всего несколько часов поисков в интернете до похожих групп. Каждая песня становилась открытием; у них не было никакой подготовки в музыке и к музыке.

– Какая зеленая, – сказал Деминь, когда они слушали микстейп, который мать Роланда записала для его отца еще до рождения Роланда, с коллажем из журнальных вырезок вместо обложки и подписью «Красивая жизнь».

– Ага, – сказал Роланд. – Вообще крутизна.

– Нет, зеленая. Здесь гитара цвета травы.