Беспокойный характер

— Так будет лучше! — говорит Наташа, вставая. Она встряхивает рыжими кудрями и, подойдя к столу, кладет в вазу поздравительную карточку. — Только вы, девочки, не подавайте виду.

— Ясно, зачем ее тревожить в праздник! Лучше завтра расскажем, — вздыхает белокурая худенькая Мариша.

— Пусть Валя смотрит вниз! — советует Гета. — А то Ксения Семеновна сразу по ее глазам догадается…

Я вздрагиваю и невольно оборачиваюсь. Валя сидит рядом с Маришей. Щеки и уши у нее красные, а пальцы положенных на книгу рук дрожат. «Ну и пусть! Одной просторнее», — думаю я, уткнувшись носом в раскрытую тетрадь.

По рядам пробегает настороженный шопот. Открывается дверь. В класс входит Ксения Семеновна. В новом синем платье, с комсомольским значком на левой стороне груди, она кажется очень молоденькой и хорошенькой. Пушистые светлые волосы, заплетенные в толстые косы и уложенные вокруг головы коронкой, делают ее как будто выше ростом. Подойдя к столу, Ксения Семеновна удивленно смотрит на вазу. Потом берет карточку, читает и улыбается.

— Спасибо, девочки!

Голос у классной руководительницы ласковый, мягкий.

— Понравилось… — проносится тихо по рядам.

Все еще улыбаясь, Ксения Семеновна поднимает глаза. И вдруг ямочки на ее щеках пропадают, улыбка гаснет. Она смотрит на пустое место рядом со мной, отодвигает наш подарок в сторону. В классе становится пасмурно.

— Смирнова-младшая, — вызывает Ксения Семеновна, раскрыв классный журнал.

Я смущенно оглядываюсь и выхожу к доске.

— Расскажи о растительности и животном мире Африки. Покажи по карте реки, порты…

Я молчу. Ксения Семеновна с удивлением смотрит на меня, ждет..

— Муха це-це… Саванны… — доносится до меня громкий шопот.

— В реках и озерах Африки водятся… — Я вновь замолкаю. — …Водятся… крокодилы и бегемоты.

По классу проносится приглушенный смех. Я не знаю, куда девать глаза.

— Может быть, ты скажешь точнее о реках и портах Африки? — приходит на помощь Ксения Семеновна.

Но и с реками получается не лучше. Голубой Нил неожиданно куда-то ускользает из-под указки, а Порт-Саид совсем исчез с карты.

— Почему ты не повторила урока? — спрашивает недовольным тоном Ксения Семеновна.

Я молчу: сама не понимаю, как я могла перезабыть все пройденное.

— Почему не, повторила?

Теперь Ксения Семеновна смотрит уже не на меня, а на Валю.

— В следующий раз спрошу! — предупреждает она. — Гета Швецова, помоги Лене.

Мне делается холодно. Но к моему удивлению и даже некоторому неудовольствию, Гета отвечает отлично. Лицо классной руководительницы проясняется. Гета исподтишка взглядывает на меня. В ее раскосых глазах мечутся смешинки. Она торжествует.

— Вот это здорово! — громко восклицает кто-то из девочек. Я поднимаю голову. Все улыбаются. Валя смущенно крутит кончик косы.

После урока Ксения Семеновна позвала Наташу в учительскую. Вазу она не взяла. Наташа пробыла в учительской довольно долго и, когда вернулась, объявила, что сегодня будет сбор.

* * *

Я решила не оставаться на сборе. Меня это теперь нисколько не должно было интересовать… Пусть избирают другого старосту, пусть делают что хотят… И едва прозвенел последний звонок, я поспешно собрала книги и вышла из класса.

На улице тихо. Светит луна, и все кажется голубоватым, застывшим, холодным… Липы школьного парка окутаны инеем, словно кружевом. Искрится снег. Раскатанная ледяная дорожка у крыльца будто зеркальная. Под освещенными окнами школы стелются на тротуар широкие светлые полосы. Я забегаю за угол, подхожу к одному из окон своего класса и приникаю лицом к стеклу.

Девочки спорят; у Наташи растрепались волосы, Нина Васюкова сердито размахивает руками. Перед ней стоит Гета, она чуть насмешливо улыбается. Муська и Валя сидят вместе, близко наклонив друг к другу головы. Ксении Семеновны нет. Меня начинает мучить любопытство: хочется знать, о чем говорят. Отхожу от окна, хочу свернуть по дороге домой, но непослушные ноги сами поднимаются на школьное крыльцо… Мои валенки слишком громко стучат в тишине полутемного коридора. «Подслушивать нехорошо», — часто говорит мне папа, когда я, просунув в дверь нос, стараюсь услышать их разговор с мамой. Но сейчас совершенно другое. За этой дверью, конечно, говорят обо мне, да к тому же она неплотно прикрыта. Узкая полоска света падает прямо на мои валенки, облепленные снегом. Я подхожу ближе.

— Что еще тут думать? Что с ней возиться? — громко заявляет Нина.

Я замираю.

— Как это: что думать? — возмущается Муська. — Разве она не наша подруга?

— Что хотите делайте, но только Ленку нельзя оставлять одну! — заступается Валя. — Она сама не понимает, что наделала.

Мне стало жарко. Капор сполз на макушку, портфель казался невыносимо тяжелым.

— Мама беспокоится. Папы нет. Он сказал, что ей нужно обязательно помочь разобраться в ее ошибке, — продолжала Валя. — Нужно сделать так, чтобы она почувствовала, как трудно жить одной, без нас… Папа велел Ленке здорово подумать.

— А она что? — спрашивает Гета.

— Думает. У нее такое делается лицо, когда на нее никто не смотрит. Такое…

Мне хочется ворваться в класс и обнять сестру…