Беспощадная бойня Восточного фронта

Мы стали ловить измученных животных и при первых же лучах света установили орудия в поле на позициях, набрали соломы и улеглись спать.

Перед наступлением вечера снова отправились в путь. Полевая дорога привела нас на улицу сожженной деревни. Как арьергард, мы сочли возможным отдохнуть здесь в одном из разрушенных домов. Где-то перед нами находилась наша база, но мы о ней ничего не знали.

Мы притащили бревна и доски из тлеющих руин дома, разожгли сильный огонь, улеглись вокруг и заснули. Не выставили даже никакого охранения. Иногда просыпались от холода, подбрасывали дрова в огонь, пристально смотрели на танцующее пламя, вытирали пепел и пыль с наших изнуренных лиц и снова засыпали.

Разбуженные ржанием лошадей, мы увидели, что к нам присоединились последние остатки арьергарда. Я чувствовал себя больным, улегся на лафете пушки, заснул и проснулся только в дороге. Лошади тащили орудие по пашне и в конце концов остановились в кустарнике около ольхи. Мы нашли ручеек, пили ледяную воду и отдыхали.

Вечером прибыли в Больво, но нашли там только стрелковые окопы да плиту от миномета. Бункеров не было. На опушке рощи мы поставили палатку и стали ждать подхода грузовиков со строительными материалами.

Между кустарниками заметили окопы, а далеко в тумане — болото и лес под Брянском. Ночью по обеим сторонам от нашей палатки свистели трассирующие снаряды. Слышался шум танковых моторов в стороне от Больво. С беспокойством ожидали наступления дня.

К полудню нас накрыл внезапный ураганный огонь танков, минометов и артиллерии. Снаряды рвались у окопов и в нашем тылу. Мы спустились в окопы и сидели там на корточках, почти ничем не защищенные.

Осколки долетали до нас, облака дыма и пыли затрудняли обзор. Один из осколков ударил меня в висок. Я увидел, как кровь капает на песок, но не почувствовал, однако, никакой боли. Товарищи перевязали меня и оставили вместе с одним молчаливым солдатом.[45]

Никто больше ни рисковал высовываться из окопов. Мы лежали под минометным огнем русских, слышали их крики «ура!» и не имели возможности подойти к своему орудию. Мимо проехал танк, обдав нас дымом и кусками глины. Мы стали отползать в сторону поля. Огонь тяжелого оружия прекратился, но пулеметы продолжали стрелять, и уже раздались короткие очереди автоматного огня.

Солнце палило вовсю, поднимался пар от зноя и гари. Рядом со мной раздались два ружейных выстрела, и из-за кустов в нескольких шагах от меня показались двое русских.

Я и оставшийся со мной солдат вскочили и изо всех сил стали взбираться на бруствер. Я не успел даже натянуть ботинки и схватить бинты. В спешке мы с трудом переводили дыхание. Я задыхался и, кажется, разбил лоб. Русские продолжали следовать за нами. Мы медленно перелезали через бруствер. Наступило какое-то безразличие, страх перед опасностью отступил. Русские находились от нас уже в нескольких метрах, но тут заметили наших пехотинцев на окраине деревни и повернули в сторону. Они стреляли в нас, и мы уже ничего не могли поделать. Спокойно двинулись дальше, поднимаясь на высокий холм.

Все в колючках и шипах от кустарников, мы наконец взобрались на холм и с него увидели, что русские покидают только что взятую деревню. Высокие столбы дыма поднимались над горящими русскими танками. Окопы перед нами были снова заняты немцами. Наше орудие стояло на прежнем месте и было хорошо видно в вечернем свете.

Смеркалось, когда мы двое и еще пять солдат пошли в контратаку. Снова подошли к окопам и атаковали с их брустверов русских. Они оказывали серьезное сопротивление, принуждая нас под огнем пулеметов ложиться на землю. Один за другим мы вскакивали, затем под огнем снова падали, а над нами разрывались о траву снаряды. Воздушная волна ударяла нам в грудь и лицо. Мы остановили наступление, выжидая, когда стемнеет.

В темноте с дикими криками бросились к своему орудию. Немного позднее подошли наши резервы и очистили территорию от врага. Я отправился к врачу. Он очистил и продезинфицировал мою рану и позволил вернуться к моим попутчикам. Ночью бои утихли.

Утром мы хоронили убитых. Молодой француз по прозвищу Тантарен держал пистолет-пулемет в еще не застывших руках. Мы вырыли для него могилу, согнули тело и уложили в яму. В его горле и в груди еще не засохла кровь. Когда мы опускали убитого, шея его подвернулась. Кровавая слизь и грязная вода полилась изо рта. Поднялся смрад, мухи закружились вокруг ямы, и мы, не скрывая своего отвращения, быстро забросали могилу. Не смогли даже поставить над ней крест, и только земляная насыпь могла теперь указать, где лежит мертвый воин. Я не мог забыть этой страшной сцены долгое время.

Последовал приказ на отступление. Вернее, на бегство. Мы погрузили на машины боеприпасы и багаж, запрягли лошадей в наше орудие и шли, шли…

Наши разбитые войска выходили из окружения неизвестно куда. Мы шли и шли.[46]

ОТСТУПЛЕНИЕ В НИКУДА.

Бегство.