Беспощадная бойня Восточного фронта

Курск14. Мы почти не видели города. Обшарили дома в поисках пищи и шерстяных вещей. У рабо­тающего русского пленного отобрали все его иму­щество и табак. Накурившись, наконец спокойно ус­нули в тепле.

В деревне за Курском мы получили довольст­вие. Немного зимней одежды, плащ-палатки, шапки и перчатки. Деревня носила название Буденовка. Слухи о близких боях уже доходили до нас. Вскоре мы подошли к линии фронта. Мы стояли в карауле в этой заснеженной стране. На морозе кое-кто уже отморозил ноги. Пришла почта, и мысли мои вновь сосредоточились на моей мирной жизни. В свобод­ное от службы время я читал и писал от утренней зари до захода солнца. Ночью мы спали в теплом доме. Снаружи стекла сковал мороз, свистел север­ный ветер. Белый снег мерцал при свете звезд. За­тем снова начиналась метель, заваливая снегом все вокруг дома. В душе моей наступил покой. Я смот­рел на темные ели, что высились у железнодорож­ной насыпи и освещались луной. Она посылала свой яркий свет на землю, которая приобретала какой-то синевато-коричневый оттенок. Падали звезды.

Однако иногда апатия охватывала меня снова. Впереди не было никакой надежды, я уже ни во что не верил, и даже война стала для меня какой-то

пустой. Все простое продолжало существовать, но великое уже уходило от нас. Жестокая необходи­мость говорила о том, что наше лучшее время ушло в прошлое.

Разведка заметила противника. Мы поднялись по тревоге и отправились в путь с целью занять по­селок Стешигри. Теперь для нас началась зимняя война на просторах русской земли15.

ЗИМНЯЯ ВОЙНА

Штурм Стешигри

Началось наше боевое кре­щение. Впервые мы услышали свист снарядов, треск пулеметов, рев минометных установок и раз­рывы гранат. И это уже была не игра. До этих пор, кроме сожженных деревень, подбитой техники, мо­гил и пожаров на нашем пути от Курска, мы не ви­дели настоящей войны. Правда, она уже тогда по­казала нам свое лицо. Однако теперь на наших гла­зах атакующие солдаты, сраженные пулями, падали на сырую землю. Лилась кровь, и брели по дорогам раненые. И если ранее мы не сделали из наших винтовок ни одного выстрела, то сейчас они уже по­шли в дело.

В первый же день, выйдя на линию фронта, мы атаковали одну из деревень. Защищавшие ее рус­ские быстро оставили свои позиции и бежали. Впрочем, и я потерял мою роту. Когда мы выходили из грузовиков, которые оставались в укрытии, я увидел плачущего солдата, который сидел в снегу. Он отморозил ноги и был не в силах идти дальше. Лошадь, которую он вел, упала. Я с трудом поднял ее, вывел на улицу и по следам добрался до дерев­ни. Замерзший, постучался в первый же дом и по­

просил дать мне чего-нибудь поесть. Я не знал, что несколькими домами дальше ночевали русские сол­даты, которых разбудили выстрелы нашей атакую­щей роты.

На следующее утро я присоединился к своим. Вскоре нас обстрелял показавшийся у станции бро­непоезд, и мы зарылись по шеи в снег. Ничего дру­гого не оставалось, как только молиться. Но мы не молились о спасении своей жизни, мы просили у Бога только того, чтобы он придал нам мужества, которое позволило бы нам сохранить гордость муж­чины, а не труса. Трусость была хуже смерти, и да­же я, мирный человек, презирал каждого, который дрожал за жизнь и хотел избежать своей судьбы. Я был готов к любым испытаниям. Таков был смысл нашего существования в то время. И в душе среди всего этого ужаса и хаоса продолжало оставаться чувство какой-то детской бравады.

Наши орудия ничего не могли сделать с этим стальным чудовищем, которое, однако, вечером ушло вслед за отступающими русскими войсками. В полночь мы уже шли по улицам занятой деревни мимо горящих домов и изб, нарушив мирный сон местных жителей. Голодные солдаты входили в уце­левшие дома, и крестьяне выносили им хлеб и моло­ко. Но этого военным было недостаточно. Солдаты хотели меда, — и находили его, разоряя ульи, — му­ки и сала. Крестьяне умоляли оставить им хоть что-нибудь на пропитание, женщины плакали. В страхе перед голодной смертью один из крестьян попытал­ся отнять у солдата награбленное, но тот размоз­жил ему череп прикладом винтовки, застрелил жен­щину и в ярости поджог дом. Шальной пулей он был убит в ту же ночь. Впрочем, мы не искали божьего суда на войне.