Беспощадная бойня Восточного фронта

Мы остановились в доме, где жили две молодые женщины, которых мы называли дочерьми мировой революции. Их гордость, вопреки простоте обраще­ния, производила на нас большое впечатление. Они как будто бы чувствовали союз, который связывал их ровесников, в то время как война разделяла их. У нас с ними было много сходного в их желаниях, настроениях и умении находить с чужими людьми общий язык. Некоторая таинственность не мешала нам жить с ними в мире. Мне даже хотелось бы встретить их в конце войны.

С нашим реквизированным медом, хлебом и картофелем мы готовили с ними совместный празд­ничный обед, весело болтая о чем попало.

Последний вечер в Стешигри мы провели в се­мье землевладельца, которая всю свою жизнь зани­малась жилищным строительством. Хозяин показы­вал нам альбом фотографий дореволюционного времени. Сильный здоровый старик, дворянского происхождения и патриархальных взглядов, пред­ставил своих дочерей, нежных, простых девушек, которых он держал в своих руках, как будто бы они все вместе нашли убежище в этом чуждом для них мире и старательно оберегали свое прошлое, свою ушедшую молодость. Он сначала насмешливо спел Интернационал, а затем сквозь слезы царский гимн, песню о Стеньке Разине16 и духовные песнопения.

С его женой я говорил на французском языке. Знала она его неважно и говорила с робостью. Ее лицо все еще было прекрасно, однако сильно увяло от пере­житого горя. От нее я узнал об экспроприации в Со­ветской России, нелюбимой работе и растущей нуж­де. Сына ее сослали в Сибирь, об участи своей до­чери в Одессе, состоящей там в браке, она не зна­ла. Фотографии, сохранившиеся от лучшего для этой семьи времени, вызвали наше любопытство. Мы выражали свое сочувствие этой семье. Мы еще не понимали, как с установлением нового порядка и новой жизни Россия могла отказаться от такого ценного прошлого.

Затем двинулись дальше на исходные рубежи в Тим17. В нашей роте было много больных, утоми­тельные марши на крепнувшем морозе становились день ото дня тяжелее. Мы шли в неизвестном для нас направлении. Пересекли маленькую, замерз­шую реку, после чего нам разрешили слегка отдох­нуть. А потом опять бесконечные марши по покры­тым ледяной коркой дорогам, на сильном ветру днем и ночью по направлению на Валово. Нашей це­лью, как оказалось, был Воронеж. Однако мы не сразу ее достигли.

Днем, перед атакой на Валово, я проспал с при­ятелями очередной поход. Никто не разбудил нас, каждый думал только о себе, о своих нуждах, об ус­талости и суровой команде, которая вынуждала их продолжать нелегкий путь. Мы двинулись по равни­не, ориентируясь на следы, оставленные нашими частями. Русские солдаты встречали нас и бросали свое оружие в снег. Мы не беспокоили их, ужас на­шего положения и странное чувство безвозвратно­сти все время росли. В деревне мы наткнулись на русские части, которые остановились там на постой с лошадьми. Солдаты наблюдали за нами в бинок­ли, но не стреляли и не собирались брать нас в плен.

Так мы шли в надежде на благополучный исход нашего отчаянного предприятия, не обращая вни­мания на русских, которые готовились к контратаке.

И ночью вошли в деревню, где расположилась наша рота.

Отступление из Валова

Солдаты толпились на улицах, заполненных гру­зовиками, повозками, орудиями и тележками. Шло отступление после первой же провалившейся ата­ки на Валово. Мы не знали точного названия этой деревни и считали, что это Николайсдорф (Никола-евка)18.

После полуночи нас, совершенно не выспав­шихся, атаковали казаки на лошадях. Они бросили ручные гранаты в окна домов и исчезли, как только нас подняли по тревоге.

Восемь солдат спали той ночью в отдельном до­ме на краю деревни, который окружили казаки. Про­снувшись, двое из них, которые почуяли опасность, выпрыгнули через окно и тотчас попали под пули. Двое других очнулись ото сна только тогда, когда русские ворвались в дом, и были убиты. Двоих взя­ли в плен в сенях и заставили вытаскивать вместе с казаками захваченное орудие на позиции и открыть стрельбу по нашим войскам. Один солдат спрятался на сеновале и испытал всего лишь нервное потря­сение. И, наконец, последний спрятался за сунду­ком. Хотя русские и освещали комнату спичками, они так и не нашли его. Однако он сошел с ума, бе­жал на запад и был задержан в Риге, когда пытался сесть в товарный поезд. Никто не мог понять, каким образом ему удалось бежать, а он сам ничего не мог об этом рассказать.