Беспощадная бойня Восточного фронта

Ты любила его, ухаживала за ним из года в год,

Плакала, надеялась, страдала.

А человек, который шагал рядом

И всегда был с тобой, теперь покидает тебя.

Ты станешь ненавидеть его?

Того, кто уже не просто человек, а солдат,

Колесо, катящееся по чужой колее.

Он тоскует по родине и ищет забвения,

Танцует от страха, мучений и смерти.

От бесконечных маршей калечит себе ноги.

Можешь ли ты допустить, чтоб застрелили его?

Появился человек, дитя Божье,

Живет и в нищете и горе,

Одинокий и беспомощный в чужой стране.

Пока он еще цел, как и я, и как ты —

Наблюдай за его походкой, за ним самим.

Останови своей рукой смерть, грозящую ему.

Несбыточная надежда сохранить себя как лич­ность среди убийств и сознание того, что он, всту­пивший в Россию, уже больше не тот человек, что был раньше, постоянно проскальзывает в стихах Вольфзангера. В 1943 году, после второй военной зимы, он пишет:

Я возвращаюсь домой, бедный путник, Которого никто не любит и никто не знает. Я — чужой и для тех, кто когда-то Мое имя помнил.

«У меня нет теперь ни дома, ни сада, ни пения дроздов, — пишет Вольфзангер в моменты депрес­сии, — душа моя умерла после войны».

Более трех лет прослужил Вольфзангер в вер­махте. Он погиб тогда, когда перед ним забрезжила надежда на скорое окончание войны. За несколько недель до его смерти западные союзники высади­лись в Нормандии. Он понял тогда, что война всту­пает в завершающую фазу. С поразительной даль­новидностью Вольфзангер пишет 9 июня 1944 года, через три дня после высадки: «В этих сражениях на побережье Франции участь Европы решается на де­сятилетия. Однако их последствия станут ясными только в течение последних военных дней, а через полвека они уже покажутся незначительными в но­вом построении общества». Для него самого, как он надеется, вторжение могло бы ускорить возвраще­ние с войны. Он тоскует по этому последнему воз­вращению, однако характер его теперь совершенно чужд тому, который был у него прежде. В его пись­мах прокрадывается офицерская логика, от которой он отказывался так долго: «Уже два дня как распус­тилась сирень. Наш дивизион не получает никаких заданий. И такая жизнь мне нравится».

Вольфзангер уже не предается той эйфории, которая характерна для последних страниц его не­оконченной книги о войне. Утрачена в его частных записках последних недель жизни и способность сохранять маску иностранца, которой он придержи­вался все годы на фронте. Солдат и поэт получают одно лицо. Саморазмолвка кажется законченной. Близость к смерти и опасности стали ему уже на­столько привычными, что он воспринимает их буд­нично и почти неосознанно. Однако появляются другие, более лиричные мотивы для оценки дейст­вительно критических ситуаций.

В своем последнем письме от 21—22 июня 1944 года Вольфзангер сообщает, что он получил команду на дальнейшее отступление. Он считает, что его подразделение выйдет на шоссе Минск—Смо­ленск и станет двигаться к Витебску. Вольфзангер хочет избегнуть этого любой ценой, так как считает такое продвижение крайне рискованным. Он прики­дывает даже возможности получить направление на офицерские курсы, чтобы таким образом выбраться из опасной зоны. Однако это могло произойти лишь в том случае, «если после Витебска мы попадем на другой, менее опасный участок фронта». Последнее из сотни писем, которые он написал родителям, за­канчивается с осторожным оптимизмом: «То, что вторжение в Россию на его начальном этапе не представляло никакой молниеносной войны, было всегда ясно мне, и если в конце концов однажды на­ступает конец и появляется надежда на остановку этого быстро несущегося поезда, то вполне воз­можно мое возвращение домой. Дай Бог, чтобы мне как можно скорее увидеть вас! До встречи! Вас при­ветствует и целует от всего сердца ваш Вилли».

Наследство Вольфзангера говорит о том, как он страдал и надеялся, как война изменила его и от­вергла себя самого. Военная книга — это исповедь и обвинение одновременно. Симпатии и сочувст­вие, которые, без сомнения, вызовет этот текст, да­леко не достаточны для подлинной его оценки. Осо­бую ценность представляет критическая оценка Вольфзангера тех исторических связей, которые ха­рактерны для времени возникновения романа. Сре­ди других достоинств — это прежде всего рассказ об истреблении европейских евреев, вызванном продвижением вермахта на восток. Кроме того, его оценка войны на востоке в целом, которую Вольф­зангер расценивает как преступное намерение, ос­тавшееся надолго в сознании как старого, так и но­вого поколения.