Беспощадная бойня Восточного фронта

Но повторение старых конфликтов не может слу­жить причиной для вольного обращения с историей. Новое течение в немецкой общественности, конста­тирует Ханс-Ульрих Велер, также стоит по отноше­нию к военным проблемам на довольно рискованных позициях. Историк критикует «модный культ жерт­венности» и спрашивает, какая группа немецких солдат после многочисленных смертей в бомбо-штурмовой войне в следующую кампанию рискнула бы выдвинуться на первый план. «Или после гибели экипажей подводных лодок с более чем 40 ООО уто­нувшими матросами? Или узнав о кровавой пошли­не вермахта, который потерял 20 июля 1944 года больше половины военных после неудачного поку­шения на Гитлера? Предупреждение о возможности возникновения новых конфликтов звучит в книге Вилли Вольфзангера. И главным образом благодаря его правдивому и добросовестному обращению с текстами. Правда, прочтение его военной книги не дает прогнозов относительно дальнейших возмож­ностей повторения «кровавой пошлины», которую взимал вермахт. Ведь нет никаких гарантий, что та­кие попытки могут частично возобновляться. Споры о роли вермахта в современной Германии не утиха­ют и бывают довольно болезненны, так как не дана его окончательная оценка. Общественная реакция на выставку истории вермахта в середине девяно­стых годов (иногда не совсем корректная) говорит о том, что эта дискуссия продолжается с большими эмоциями. Она касается как понимания роли вер­махта военным поколением, так и конфликта с от­цами сыновей послевоенного времени.

Во время дискуссии 1997 года в бундестаге, ка­сающейся выставки истории вермахта, отчетливо прослеживалась глубокая пропасть между отцами и сыновьями. Старые солдаты, в частности политик ХДС Альфред Дреггер, встречались с представите­лями студенческого социалистического движения во главе с Йошкой Фишером. Соглашение было не­возможно, даже попытка делового обмена аргумен­тами не привела ни к чему. Бывший уличный борец бросил экс-офицеру Дреггеру обвинение: «Вы об­ливаете нас здесь грязью». Его привели в ярость слова Дреггера о солдате вермахта, который «по­ложил на плаху свою жизнь во благо страны и был вынужден переносить страшные страдания». Вто­рая часть этой фразы, может быть, и правильна, но что касается первой, то здесь скорее всего содер­жится оправдание безумной идеологии. Ибо солда­ты рисковали своими жизнями отнюдь не для стра­ны, а во имя этой идеологии. Подобное различие во взглядах надолго сохранилось в общественном соз­нании.

В своей речи Дреггер указывал на то, что сол­даты вермахта не могли по своему усмотрению изменять методы ведения войны, так же как и их противники. По этим словам можно было предпола­гать, что Советский Союз вел бы такую же страш­ную войну. Эти заявления исследователь антисе­митизма Вольфганг Бенц называет «искаженными воспоминаниями». Они способствуют тому, что в восприятии ряда наших современников война рас­сматривается не как агрессия против Советского Союза, а как явление хоть и роковое, но необходи­мое. Он требует «прощания с оправдывающими се­бя легендами».

До сегодняшнего дня многие бывшие воен­ные вермахта пытаются доказать, что они не толь­ко не были преступниками, но их нельзя рассмат­ривать и как соучастников преступления. И они действительно имели после войны много причин считать себя реабилитированными. Как у нацис­тов, так и у части населения укоренилось представ­ление, которое оправдывало бы войну. Это нена­висть к большевизму, которая разжигалась во вре­мя холодной войны. На Западе внезапно стали испытывать нужду в союзниках и видели в них сво­их старых врагов — национал-социалистов. Теперь они придумывали публичные извинения для немец­ких солдат. Типично для этого, например, заявле­ние генерала Дуайта Д. Эйзенхауэра, который стал высказываться совсем иначе в 1951 году: «Я вовсе не полагаю, что немецкий солдат потерял свою честь как таковую. Никто не отрицает, что отдель­ные индивидуумы совершали позорные действия на войне. Но вина за это падает только на их самих, а отнюдь не на большую часть немецких солдат и офицеров». Это был бальзам для души проиграв­шей войну нации, которая хотела сконцентриро­ваться на восстановлении былого могущества и забыть свое прошлое. Немцев теперь многие ви­дели в большинстве случаев как некую народную массу, одурманенную преступной кликой. За пре­ступления режима, прежде всего за уничтожение евреев, нацисты и их приспешники были ответст­венны, но не народ в целом. Это различие между народом и нацистами никогда не могло бы прозву­чать в системе такой массовой организации, как вермахт, так как половина мужского населения со­стояла в ней.