Беспощадная толерантность

— Давай! — скомандовала бабка, остановившись посреди комнаты.

— Сейчас, — Константин выдернул нитку-замок, и пластиковый конверт раскрылся, как фигурка оригами. — Настоящим письмом банк уведомляет вас, Линда Степановна, о программе… специально для ветеранов Великой Венерианской войны… накопительный вклад с уникальными процентами… а также подарок — кожаный портфель для хранения бумаг… с монограммой банка…

— Портфель? А денег, случайно, не прислали? — едко поинтересовалась старуха. — Чтобы вклад, итить твою мать, сделать?

— Нет, — виновато ответил «боец».

— Жаль, — поджала губы, задумалась.

Константин огляделся. Деньги здесь, действительно, пригодились бы. Такой нищеты не было даже у него, хотя о состоянии жилища он беспокоился мало и редко. Но пучеглазая была и вовсе аскетом: темный потолок в гроздях пыли, выцветшие, отстающие от стен обои, продавленный линолеум в черных полосах от колес. Вместо мебели — этажерки, заставленные пыльными открытыми коробками, из которых торчал разный хлам: корешок книги, ручка сковороды, смятая грязная тряпка. Ни стульев, ни дивана в комнате не было. Столом старухе служил подоконник — на нем валялись ручки, счета, блокнот; стопкой лежали старые газеты.

— Говорю же — придурок. Письмо от рекламы отличить не можешь.

— Из банка же. Может, важное, — придумал на ходу Константин. — А вы… воевали? Участвовали в боевых действиях?

— Нет, в стрип-баре выступала. — Старуха неприязненно посмотрела, отвела глаза. — А где еще могут полтела оторвать? Я была десантницей. Космическая десантура, «небесные ведьмы», слышал?

Конечно, он слышал. Элитное подразделение, в которое набирали самых подготовленных, отчаянных и — красивых девчонок. Это она, пучеглазая трясущаяся уродина, была «ведьмой»?

— Как это случилось? — тихо спросил он.

— Обычно. — Она словно потеряла к нему интерес. — Забросили в тыл, мы атаковали, они отбивались. Заманили нас в ловушку с минами. Ну, взорвалась. Девочки вкололи тоник, наши подоспели, вот я и выжила… Как будто ты что-то знаешь об этой войне, придурок! Как будто Третье Восточное плато тебе что-то говорит! Я там взорвалась, и что? Теперь там опять венерианцы. И там, и… здесь.

— Понимаю. Но вы… вы не волнуйтесь. За вас есть кому отомстить.

— За меня? — Старуха рассмеялась. — Я сама уже всем отомстила. Сделала это лучше, чем ты. И кому мстить? Этим убогим, которые метут у нас улицы? Да ты себе хоть представляешь, на что похожа их планета? Там жить нельзя. Только сдохнуть! Отомстит он…

— Линда Степановна, это я так, образно… хм… может, вам помощь какая нужна?

— Не надо ничего. Приходит женщина из собеса, убирается, говно выносит. А ты, — она оскалилась, — чем хочешь помочь?

— Ну… может, отвезти вас куда-нибудь, на торжественные встречи ветеранов, — Константин вспомнил новенький, сверкающий чистотой флаер и сразу пожалел о своих словах.

— Куда? На встречи? — «Ведьма» захохотала. — Ой. Ты меня на этой встрече представляешь? Таких, как я, людям не показывают! Ты много таких видел? Слушай, иди, тимуровец, звездочку на двери нарисуй. Больше ничем не поможешь.

— Пойду. — Про тимуровца и звездочку он не понял. У бабки, видимо, не только с телом были проблемы. — Можно один вопрос? Бестактный.

— Валяй.

— Почему это… — он покосился на контейнер, — прозрачное? Неужели нельзя… как-то закрыть?

— Придурок. Иди домой. Чтобы врач сразу увидел, если что не так.

На лестничной клетке Константин не сразу сообразил, кто он и что здесь делает. Потом пошел вверх по лестнице. Потом все вспомнил окончательно и вернулся к лифту.

На следующий день стрелки часов сошли с ума и вертелись с фантастической скоростью. Косте хотелось вскрыть старинный корпус и остановить торопыг — лишь бы вечер не наступил никогда. Вместо картин победоносной драки мерещилось, что на него кидается Линда Степановна, еще целая, и он рассекает ее надвое взмахом непонятно откуда взявшегося мачете. Константин вздрагивал, пугался, просыпался. Смотрел на часы и пугался опять.

Вечером он оделся, как примерный мальчик-первоклассник: кашне, куртка застегнута под подбородок, на голове — темная вязаная шапочка. Неохотно побрел дворами к проспекту Президента.

— Кажется, я заболел, — шептал Константин, глядя под ноги, на мокрый тротуар. — В горле першит. Слабость. Это не грипп, у меня — все прививки. Это… стресс. Надо как-то отказаться. Сказать, что не могу?

Проспект, как всегда, оглушил его свистом проносившихся мимо флаеров, гудками машин с нижнего уровня, грохотом рекламных слоганов. До центра развлечений «Салют», бывшего кинотеатра «Ракета», было рукой подать. Константин стал на бегущую дорожку и через несколько минут спрыгнул. «Уже здесь. Совсем, что ли, заняться нечем?» — с досадой подумал он, различив за терминалами две знакомые фигуры.

— Дай пять. Готов? Сейчас развлечемся, — подмигнул Жеря.

— Чего смурной? — поинтересовался Иван.