— В смысле, не понадобится? — упрямо продолжила спрашивать я, не торопясь снимать пиджак и не сводя с Глеба настороженного взгляда.
— Лиля, просто переодевайся, — в его тоне проскользнули предупреждающие нотки. — У нас всего час, чтобы собраться и доехать, машина приедет в половину седьмого.
Я поджала губы и отвернулась, резким движением сняв пиджак, потом взялась за юбку. Злость мешалась с растерянностью, и начал потихоньку расти страх. Одно дело — забавы в офисе, к ним и к Глебу я всё-таки уже немного привыкла, но… Но. Ох, надеюсь, дело не закончится грязной групповухой, в которой мне отведена главная роль! Этого я точно Самойскому не прощу. Остро чувствуя на себе взгляд Глеба, стянула юбку, скинула туфли, аккуратно сложила костюм на диване и избавилась от остальной одежды, оставшись совершенно обнажённой. Поёжившись от прохлады, достала из пакета новые чулки — чёрные, с красным бархатным кружевом. Молча надела, ощущая, как воздух в кабинете стал плотным, вязким, и по коже прокатывались волны мурашек. В том числе и от пристального внимания Глеба, которое я тоже отчётливо чувствовала. Особенно пятой точкой…
Пришла очередь платья. Я достала наряд из пакета, развернула, держа за верх, и ругательства замерли на губах. Длинное, из кружева, без рукавов и с застёжкой на горле. Спереди целомудренно закрытое — если не считать, что ткань не особо плотная, и под ней никакой подкладки. А когда перевернула… Спина оказалась полностью открытая, то есть совсем. Внизу платье стягивала атласная лента, и по моим прикидкам, шнуровка прикрывала лишь попку. Всё. Дальше шёл длинный разрез до самого низа. Твою мать. В этом мне идти на вечер и предстать перед тремя незнакомыми мужиками?!
— Тебе помочь? — с явным нетерпением проговорил Глеб, и я очнулась от ступора.
Ладно… Ладно, чёрт возьми. Стиснув зубы, расстегнула застёжку и натянула платье, чувствуя, что открыта не только моя спина, но и поясница, и отчётливо видно, что белья на мне нет… Шнуровка из атласной ленты в самом деле лишь мягко облегала ягодицы. Стоит дёрнуть за бантик и распустить её, как платье будет держаться всего лишь на застёжке сверху. Ну и ещё одна пикантная деталь: спереди, ровно посередине каждой груди, шёл аккуратный разрез, в который проглядывали соски. Да я в этом всём выглядела больше раздетой, чем если бы пошла просто голой! Повернулась к Глебу, сузила глаза — взметнувшаяся злость притупила на несколько мгновений страх, и проснулся характер.
— Глеб, а не слишком ли это? — ровно произнесла, дёрнув за подол платья. — Мне как-то не улыбается выглядеть дорогой шлюхой перед незнакомыми мужиками!
Самойский скрестил руки на груди и выгнул бровь, медленно оглядев меня и явно довольный зрелищем.
— М-м? — протянул он. — Тебе что-то не нравится, Лиля? Кстати, твоя сестра ведь одна сегодня дома, да? — его голос стал вкрадчивым, и по спине словно сосулькой провели. — Я могу отправить к ней гостей, детка, чтобы ей тоже не скучно вечером было, а? Как ты на это смотришь?
Я задохнулась от ярости и беспомощности. Всего парой фраз он выбил из меня весь воздух и жажду сопротивления, нажав на больное место.
— Ублюдок, — прохрипела, умирая от ненависти к Глебу и понимая, что ничего, ничего не могу сделать.
Он крепко держал меня на крючке, и прекрасно знал это. И, кажется, наслаждался ситуацией, когда рыбка, осознавая безвыходность ситуации, всё-таки продолжала упрямо трепыхаться.
— Показываем характер, Лилечка? — Глеб медленно подошёл ко мне, остановился, и его палец отодвинул края разреза, обвёл сосок.
Ох, как же хотелось врезать по его холёной физиономии. Со всей силы, так, чтобы полетели кровавые брызги из сломанного носа. Пришлось до хруста стиснуть кулаки, борясь с этим желанием — рисковать безопасностью Ани я не желала ни в коем случае. Пусть на мне отдувается. А я… Что ж, подожду. Просто добавлю ещё одну галочку в длинный список, за что хочу убить Глеба Самойского. Его ладонь между тем уверенно скользнула в разрез, обнимая полушарие, поглаживая и приподнимая, и моё дыхание невольно участилось, а вершинка затвердела, выдавая с головой. Тварь. Как же ненавижу, в том числе и за то, что управляешь моим телом, как хорошо настроенным инструментом!
— О, как у нас щёчки раскраснелись, — со смешком произнёс Глеб, потом убрал руку и обнял, резко притянув к себе, веселье ушло из его глаз. — Мне нравится, когда ты злишься, детка, — он поправил прядь, убрав за ухо, наклонился так, что горячее дыхание обжигало мне губы. — Только ты будешь послушной девочкой, Лиля, и сделаешь всё так, как я хочу, правда? — ладонь Глеба спустилась на мою попку, проникла под стянутое атласной лентой кружево и чувствительно сжала ягодицу. — От этой сделки зависит очень многое, Лиля, и сегодня документы должны быть подписаны, — его губы скользнули по моим, а я, слушая, с тихим отчаянием понимала, что… подчинюсь, да. Несмотря на злость, на ненависть. Ради Ани, ради её спокойной жизни и безопасности.
— Д-да, — пробормотала, разом обмякнув в его руках, из тела как будто вынули стержень. — Понимаю, Глеб Витальевич.