Бесправная

Я уплыла в странное состояние полузабытья, звуки воспринимались, как сквозь вату. Смутно доносились голоса, шорох, шаги. Чьи-то губы коснулись щеки, и кажется, мне сказали спасибо. С моих ног наконец убрали руки, и чужой рот оставил в покое грудь, и я осталась на диване одна. Потихоньку возвращались ощущения, не самые приятные. Тянуло внутреннюю поверхность бедра, на попке, судя по всему, таки останутся синяки, а между ног и чуть выше всё откровенно болело, и двигаться было не очень приятно. Как и сидеть. Блаженная нега уходила, эйфория стремительно таяла, и настроение так же стремительно скатывалось к апатии и оцепенению. По-прежнему не открывая глаз, я коротко вздохнула и повернула голову, сглотнув горький ком в горле и железной рукой удержав порыв жалости к себе и попытку расплакаться. Не здесь, Лиля, не сейчас. Ещё слишком много свидетелей.

— Лиля, устала? — странно заботливый голос Глеба, прозвучавший откровенной насмешкой после всего, через что я по его милости прошла. — Пойдём, скоро домой поедем уже.

Меня взяли на руки, и я отреагировала на это лишь слабым всплеском удивления, никак не воспротивившись. Ноги в самом деле не держали сейчас. Глеб куда-то понёс, и краем уха я уловила обрывок разговора:

— …Жена ждёт, обещал к ужину вернуться, — говорил кто-то из троих невозмутимым тоном. — Мы детей к бабушке отправили, — и тихий смешок.

«Урод, он ещё и женат», — вяло шевельнулась мысль и растворилась в охватившем безразличии. Голоса стихли — Самойский занёс куда-то, и приоткрыв глаза, я обнаружила, что это душевая. Меня поставили в кабинку, и я опёрлась ладонями на стенку, опустив ресницы и прислонившись лбом к прохладному кафелю. Конечно, Глеб залез следом, включил воду, но мне уже было всё равно. Хотелось просто покоя…

— Умница, девочка моя, — послышался довольный голос Самойского, и его ладони заскользили по моему телу, смывая следы чужих прикосновений. — Ты меня очень порадовала, Лиля, молодец. Завтра можешь приехать позже, как отдохнёшь, — он издал тихий смешок.

Я ничего не ответила. Душ принёс облегчение, но между ног саднило, и я невольно морщилась, когда вода попадала на нежные места, с которыми так грубо обращались сегодня. Через несколько минут меня извлекли из кабинки, опять заботливо обтёрли и вынесли обратно в комнату — там уже никого не было. Ещё один всплеск удивления вызвали дальнейшие действия Глеба: он уложил на кровать, на живот, и развёл мои ноги. Испугаться или разозлиться, что ему ещё надо, не успела. Горевшей и болезненно покалывавшей промежности коснулся его палец, нанося прохладную мазь, и неприятные ощущения потихоньку уходили. Ну да, за игрушкой надо присматривать, чтобы не сломалась раньше времени. Желчная мысль вызвала невесёлую усмешку на губах, я прикрыла глаза, снова погружаясь в оцепенение. Глеб не оставил без внимания и мою попку, тщательно смазывая там всё, но проникаться чувством благодарности не спешила. Это по его вине я оказалась в такой ситуации, и эта запоздалая забота нисколько не уменьшила моей тлевшей к Самойскому ненависти.

— Вот так, Лилечка, завтра утром получше будет, — приговаривал он, а я опять не реагировала, терпеливо дожидаясь окончания процедуры. — Вечером ещё смажешь, и через пару дней будешь, как огурчик.

Вот уж спасибо. И снова готовая к употреблению, конечно. Впрочем, если честно, конкретно сейчас мне было всё равно, хотелось только добраться до дома. Апатия пока не отпускала, но по лёгкой дрожи в теле, с которой я никак не могла справиться, поняла, что отходняк не за горами. После того, как Глеб закончил, пришлось встать с кровати и надеть обратно развратный наряд, всё равно другой одежды не имелось. Часы показывали одиннадцать вечера — ну, к полуночи буду. Аня обычно уже спала, она у меня жаворонок и поздно не засиживалась. И к лучшему…

Обняв, Глеб вывел из комнаты, и мы направились в другой конец коридора, не туда, откуда пришли сюда. Покидали клуб через второй выход, минуя главный зал, и наверное, к лучшему. Нас снова ждал лимузин, куда меня и усадили. Глеб устроился рядом, притянул к себе и устроил на груди. Эта игра в подобие внимания вызвала лишь вялый всплеск глухого раздражения и только. Веки опустились, дрёма навалилась плотным одеялом, на время отключив от реальности. Пришла в себя, почувствовав, что машина остановилась, встрепенулась и сонно моргнула, сдержав зевок.

— Приехали, Лиля, — однако Самойский не торопился отпускать.

Чёрт. Ну что ещё?!

— Надень завтра то платье, со шнуровкой, помнишь, я купил тебе? — конечно, очередные указания на завтра. — И под него ничего кроме трусиков и чулочек. Проверю, — с мягкой угрозой добавил он, отведя с моего лица упавшую прядь, потом приподнял и развернул, удерживая за подбородок и глядя в глаза.

Вот тут я не сдержала эмоций и огрызнулась:

— Ты серьёзно считаешь, что завтра я буду на что-то способна?!

Самойский чуть прищурился и усмехнулся.