Беспринципный

То, что произошло дальше, было путешествием. В лесу они повстречали и других существ. Они огляделись и поняли, что заблудились. И наконец, когда волк уже собирался съесть ее за то, что она взяла его с собой в это глупое путешествие, она вывела его в волшебный сад.

Там он нашел кролика, чтобы поесть. Там он нашел убежище от палящего солнца. Там она спрятала его в темноте, чтобы он мог отдохнуть, и предупредила его, когда опасность поджидала его совсем близко. Она стала его спутницей во всем. Даже когда она устала и была вся в синяках от собственной борьбы, она никогда не оставляла его одного.

Во время их путешествия волк начал понимать, что гусеница не могла ему предложить нечто осязаемое, но она предложила ему так много вещей, которые он смог почувствовать. Чувства были даже более осязаемыми, чем кролик, которого он съел. Благодаря действиям гусеницы, она все время демонстрировала ему - существу, так отличающемуся от нее - свою любовь; существу, которое могло покончить с ее миром одним щелчком своей клыкастой пасти или ударом массивной лапы.

Чего я не ожидала, так это смерти гусеницы. Волк оплакивал ее, и в самую последнюю секунду они оба поняли, как много значат друг для друга и какие уроки нужно извлечь из жизни и смерти. Потребовалась смерть, чтобы заставить их понять то, чему пыталась научить их жизнь.

Волк потерял способность любить. Он так долго бежал со стаей, кусаясь и рыча, всегда сражаясь за свое место в стае, пока его не изгнали. Когда он остался один, он остался один на один с... самим собой. Волк забыл, что способен любить. Ему нужно было показать, как снова давать и получать.

Гусенице нужно было понять, что ее усилия не напрасны. В конце концов, ее будут помнить за все, что она сделала. Даже если тем, кто будет помнить ее, окажется один рычащий, жестокий волк. Он никогда не забудет ее. Она научила его любить, не заставляя его быть тем, кем он не был. Слабаком. Ее любовь сделала его только сильнее.

На последней странице была изображена голубая бабочка, уютно устроившаяся в густой шерсти волка, сидящего в волшебном саду в свете луны высоко над ними.

— Нонно. — Я закрыла книгу и прислонилась головой к твердому переплету. Он написал детскую книгу для своих правнуков. Он написал детскую книгу в честь девочки, которая, по его словам, была одновременно и женщиной, и ребенком. Он знал, что я буду любить и лелеять ее. Даже художественное произведение было чем-то из причудливой сказки.

— По-моему, эта книга была его последней.

Я вздрогнула от звука мягкого голоса Рокко. Он стоял позади меня, глядя на книгу. Я провела рукой по обложке, желая запереть ее и сохранить в безопасности.

— Вы читали его книги? Это… У меня даже слов нет.

— Некоторые. Ваш муж читал эту, когда я нашел его здесь.

— Где он?

— Не знаю, Марипоса. Он ... борется.

— Я знаю, — сказала я, обдумывая слова в книге, пытаясь найти более глубокий смысл. — Вы можете отвезти меня в церковь, Рокко?

Он присел на край стола, свесив одну ногу и наблюдая за мной.

— Почему в церковь?

Его дед сказал мне, что он заключил сделку с Богом, и это был первый раз, когда он вернулся в церковь после того, как мать Капо, его дочь, покончила с собой. Может, я и ошибалась, но нутром чувствовала.

— Куда может отправиться человек, чтобы исчезнуть, но при этом быть замеченным? — вот что я сказала.

Он потрепал меня по подбородку.

— Умная девочка.

Рокко отвез меня в церковь, где мы с Капо венчались, на стально-сером «ламборджини». Если я и надеялась добраться туда в рекордное время, мое желание исполнилось. Когда мы направились к лестнице, двое мужчин в костюмах как раз собирались войти.

Рокко обнял меня за талию и притянул ближе. Я уже собиралась высвободиться из его объятий, потому что он никогда не прикасался ко мне так раньше, но когда он слегка покачал головой, я встала там, где он меня поставил.

— Артуро, — позвал Рокко, останавливая их прямо перед тем, как другой парень, тот, что помоложе, открыл дверь.

Артуро, старший из двух мужчин, прищурился на нас, прежде чем он и молодой парень направились к нам.

— Рокко. — Он протянул руку, чтобы Рокко пожал ее, когда мы подошли достаточно близко, но Рокко не взял ее.

В этот момент в Рокко не было ничего даже отдаленно дружелюбного. Я никогда не видела его таким, и, честно говоря, это вызвало всплеск страха в моей груди. Фаусти преобладал над ним в этот момент. Некоторые называли их львами. У него была татуировка одного из них на предплечье - четки вокруг гривы и священное сердце посередине. Лев не был заметен под рубашкой, но я видела его раньше, когда он закатывал рукава.

Артуро был американцем, и он показался мне знакомым, хотя я никогда не видела его раньше. Резкие черты. Редеющие черные волосы с проседью местами. Широкие плечи, но при этом наметившееся брюшко строго посередине. Карие глаза. Мужчина рядом с ним был плотным, но со светлыми волосами и карими глазами. У него были те же черты, что и у того постарше.

После того, как Артуро убрал руку, он хлопнул молодого человека по спине.

— Ты помнишь Ахилла.

Ахилл сделал шаг вперед и кивнул.