После этого Капо ничего не сказал, но когда вошел в меня, это было не жестко и не грубо. Он не торопился, двигаясь в медленном, чувственном ритме. Мой муж требовал, чтобы я продолжала смотреть, а он удерживал мой взгляд, прикусывая свою нижнюю губу.
— Марипоса, — его глаза закрылись, и он издал сдавленный горловой звук.
Звук моего имени на его губах заставил меня раствориться в нем, и оргазм пронзил мое тело, хотя то, что Капо сделал со мной, было далеко не жестким. Он вонзился в меня после, безжалостно следуя за своим освобождением, и я снова кончила с ним.
Капо не двинулся с места, хотя и дрожал. Я боялась взглянуть на повязку, чтобы увидеть, не сделал ли он что-нибудь с рукой, и не хлещет ли кровь. От одной мысли об этом меня затошнило. Кровь обычно не беспокоила меня, но если речь не шла о его крови. Сон все время возвращался ко мне, такой свежий в моей памяти.
Я обняла Капо, уткнувшись лицом ему в грудь. Я поцеловала его в лоб четыре раза. Капо попытался встать, но я не отпустила его.
Мне так много нужно было сказать:
Я молчала, потому что не хотела, чтобы Капо подумал, будто я пытаюсь убедить его или склонить его в свою веру. Я не хотела указывать на очевидное.
Казалось, он уловил мои мысли.
— В моем мире любовь только убьет тебя, Марипоса. — Звук его голоса, низкого и прерывистого, заставил меня придвинуться ближе к нему. — Вот почему мама написала эти слова. Она знала, с чем мне придется столкнуться. Она часто говорила мне, что я слишком хорошенький. Настолько, что они собираются сожрать меня живьем. Но она не видела этого во мне. Она не видела, что красивое лицо не исключает жестокости в крови. Я такой же дикарь, как и они. Я держал себя в руках. Я доказал свою ценность.
— Ты все еще ценен. — Я нежно поцеловала его в шею. От Капо пахло пляжем, нашим временем на Сицилии и в Греции. — Тебе больше нечего доказывать. Ни черта, Капо.
Капо наклонился и поцеловал меня в макушку. Затем он выскользнул из меня, оставив меня опустошенной, стремящейся к нему. Капо оперся на здоровую руку, повернувшись ко мне лицом, и взял мои руки в свои, баюкая их.
— Мое сердце в твоих руках, Марипоса. Вены у тебя уже есть.
— Сердце...
Он поднес мои руки ко рту. Апельсиновый цвет. Он вдохнул вокруг моего пульса, задержав дыхание, а затем медленно выпустил теплый, обволакивающий воздух из своих легких.
— Хочешь знать, почему я не сказал тебе, кто я?
— Ты нужна мне на всю оставшуюся жизнь, Марипоса. Мне нужно, чтобы ты вся полностью, без остатка принадлежала только мне.
— Значит, тебе не пришлось ничего выдумывать? — Я моргнула, глядя на него. — У тебя все это время было сердце?
— Да, верно. Ты. Ты - мое сердце. — Капо взял мои руки и поднес их к своей шее, прямо над шрамом. — Если бы этого не было. Голоса. Как я мог бы сказать тебе, Марипоса? Если бы слов больше не существовало, если бы кто-то украл их, как бы мы общались? Действиями. Дела говорят сами за себя. Тебе не нужны слова, чтобы что-то сделать реальным.
— Действия, — прошептала я. — Твоя жизнь. Ты пожертвовал своей жизнью ради меня.
Он наклонил свою голову к моей.
—