Тут выяснилось, что шевелиться может только он. И то в весьма ограниченных пределах – тощие колени плотно упирались в торпедо и места для маневра практически не оставалось. Нам же, спрессованным в единое целое, даже дышать приходилось синхронно. Локоть Светки около моих ребер приобрел каменную плотность. С одной стороны меня еще грело ее остывающее тело, а с другой мороз упорно лез в щель окна. Мороз побеждал. Я судорожно сжимала-разжимала пальцы рук и ног, крутила ступнями в разные стороны – это было все, что я могла себе позволить. Положение девочек было таким же.
– Лучше бы мы толкали эту дурацкую машину! Хотя бы согрелись! А так мы все умрем… – всхлипнула Ирочка.
Товарищи по несчастью подавленно молчали, представляя себе картину, которая откроется глазам вернувшегося водилы. Пять окоченевших трупов в машине. Вокруг гаражи. Безлюдье. Волки. Тут же водятся волки, да? Какие-нибудь одичавшие звери. Которые обглодают промерзшие тела до неузнаваемости…
– И нас даже не найдут… – закончила трагическую мысль Ирочка и зарыдала.
Я, Аня и Петечка ударили плечами в двери машины одновременно. Не тут-то было. Ржавая раздолбанная жизнью «Волга» сдаваться не собиралась. Она могла плохо ездить и вовсе не заводиться на морозе, но железо корпуса заставляло гордиться своей страной. Оно было прочным. Побившись как рыбы об лед, мы тяжело задышали, смирялись с мыслью, что через двери не спастись.
– Может, окно разобьем? – хищно предложила Светка. – Ирку вытолкаем, она тощая. Приведет помощь… Если не заблудится и не сгинет по дороге.
– Нет уж, спасаться – так всем вместе! Давайте выбьем лобовое стекло?! – опасность мобилизовала в Ирочке всю оставшуюся сообразительность и дух коллективизма. Предложение получило горячее одобрение в народе. Зубы у всех уже стучали так, что по салону рассыпался странный дробный звук.
– Петя, давай! – санкционировала Светка разнос чужого имущества. – К черту! Нас не осудят, это самооборона.
Петечка честно попытался. Выдвинул челюсть вперед, отчего профиль его приобрел героические очертания, обмотал руку шарфом и изо всех сил стукнул кулаком в стекло. Стекло даже не дрогнуло. Петечка взвизгнул и прижал отбитую кисть к груди. С Фрейдом он справлялся лучше.
– Петька, не сдавайся! Давай другой рукой. Или двумя! Ну, раз-два… – Света подалась вперед, пытаясь передать Петечке энергию на расстоянии.
– Да иди ты… – начал было любитель психоанализа, но вдруг замолчал.
Постепенно и мы замерли, осознавая то, что видели.
Сквозь запотевшие окошки снаружи колыхались тени. Еще более черные, чем темнота вокруг, они обступили машину в гробовом молчании. Ничего не происходило.
– Мама… – пискнула Ирочка.
Я медленно подняла руку и протерла ладонью стекло. Не знаю, что я ожидала там увидеть, но вид мужского живота в кожаной куртке вызвал прилив внезапного умиления. Все-таки не волки. Люди.
– Вот черт, – задумчиво произнесла Аня. И было от чего задуматься. Гаражи. Четверо девчонок. Петечка. Ночь. 90-е годы…
– Да там толпа народу, – весело удивился кожаный живот. – Чего ж этот мудак их запер?
Щелкнула разблокировка, дверь с моей стороны мощно дернули, и я кулем вывалилась наружу.
– Опаньки! Девчонки! – Меня подхватили, потащили и поставили на ноги. Замерзшие ноги подгибались и держать тело решительно отказывались. Меня придержали и прислонили к машине как бревно. – И не одна…
– О, тут еще и пацанчик есть, – парень в трениках с лампасами за шкирку вытащил Петечку. – Че-т ты бледный, очкарик. Замерз? Смотри не помирай, а то простудишься.
Нас выудили из машины, и мы встали в ряд, как кандидаты на расстрел. Кровь медленно разгоняла тепло по телу. С логикой интеллигентной домашней девочки, которой никто никогда еще не делал по-настоящему больно, я разглядывала наших спасителей, блаженно улыбаясь. Их было трое. Кроме кожаного живота, назвавшегося Димоном, и треников с лампасами, обозначенных как Костян, был еще Никитос – мохнатый и заросший щетиной по самые глаза. Славные ребята.
– По ходу, вовремя мы на водилу вашего наткнулись, а то бы жмуров потом вынимали, – Димон по-хозяйски полез на водительское место. – Он у самой заправки завалился, на льду ногу свернул. Орал из сугроба как носорог, канистрой гремел, ну мы услышали, подобрали. Бегите, говорит, пацаны, пассажиры у меня там. Сами-то мы с гаражей, бизнес у нас… А чего стоим-то, красивые? Толкаем, толкаем! До заправки близко.
Мы очнулись и зашевелились, поспешно хватаясь неловкими руками за холодное железо.
– Ой, хоспо-о-одя-я-я, – жалостливо протянул Костян, глядя на наши телодвижения. – С-с-с-студенты. Убогие. Так, ты и ты – сюда. Очкарик и тощенькая – по бокам. Уперлись ножками, ручки напрягли, толкаем на раз-два… Никитос, давай сзади. От этих все равно никакого толка.
Никитос размеренно дышал и двигался рядом. Молчать с ним плечом к плечу, упираясь в твердый багажник, было надежно и уютно. И тепло. Очень тепло!