Беспризорная кошка

Пароходный мальчишка Серёжка успел украсть десятка три бананов и принялся дразнить Тихона. Марков стукнул его по шее. Тихон поглядел и как будто одобрил. Асейкин сказал: «Ладно, что не Тихон стукнул, а то бы Серёжкина башка была за бортом».

Серёжка не верил, пока не увидал, как этот пузатый дядя взялся одной рукой за проволочный канат, что шёл с борта на мачту, и на одной руке, подбрасывая себя вверх, легко полез выше и выше. Обезьяны ходили по пароходу. Их с опаской обходили все, хоть и делали храбрый и беззаботный вид. Фельдшер Тит Адамович глядел, как Асейкин играл с Тихоном, как, наконец, Тихон понял, чего хотел радист. Тихон взял в руку конец бамбуковой палки, за другой держал Асейкин. И вот Тихон потянул конец к себе, он лежал, облокотясь на люк. Он не изменил позы. Он легко упирался ногой в трубку, что шла по палубе. Да, а вот Асейкин, как стоял, так на двух ногах и подъехал к Тихону Матвеичу.

– Як он захворает, – сказал фельдшер, – то пульс ему щупать буду не я.

– Тьфу, – сказал Храмцов, – это сила? Что, потянуть? А ну!

Храмцов держал за палку. Он дёрнул рывком и чуть не полетел – оранг выпустил конец. Храмцов снова бросился с палкой. Тихон поднялся, в упор глядя на Храмцова.

– Бросьте, – крикнул Асейкин.

Марков уже бежал крича:

– Ты за неё не платил, так брось ты со своими штуками.

Но Асейкин уже хлопнул Тихона по плечу:

– Знаешь что?

Тихон оглянулся, Асейкин протянул ему банан.

– А я вам говорю, что я из него верёвку совью, – говорил Храмцов и, расставив руки бочонком как цирковой борец, важно зашагал.

Но фельдшер Тит Адамович накаркал беду. Ночью леди-оранг стонала. Стонала, как человек стонет, и все искали по палубе, кто это. Стонала она, а Тихон держал её голову у себя на коленях и не спал. Марков побежал, разбудил фельдшера. Тит Адамович сказал, что можно компресс на лоб, но кто это сделает? Холодный компресс. Но если Тихон обидится? Тихон что-то бормотал или ворчал над своей женой. Марков требовал, чтобы фельдшер дал хоть касторки. Касторки Тит дал целую бутылку, но Марков только стоял с ней около, да и не очень около, шагах в трёх, с этой бутылкой.

– Да ты сам хоть пей! – крикнул Храмцов. – Чего так стоишь?

Асейкин сидел в радиокаюте, и к орангу до утра никто не подходил.

Наутро все три компаньона ругали Маркова: обезьянина сдохнет, а Тихон от тоски в воду кинется или сбесится, ну его в болото.

Асейкин один сидел рядом и глядел, как Тихон заботливо искал блох у жены в голове. Он даже хотел помочь, когда Тихон взял жену на руки и понёс её в тень. Какая-то мошкара увязалась ещё с берега: Тихон отмахивал её рукой от больной жены. Леди часто дышала с полуоткрытым ртом, веки были опущены. Асейкин веером махал на неё издали. Но Асейкин просил, чтобы заперли воду, чтобы сняли рукоятки с кранов: оранг их умел открывать. Он наконец оставил жену и пошёл за водой, это было ясно: он пробовал открывать краны. Он пошёл к кухне, возбуждённый, встревоженный. Он шёл как всегда, опираясь о палубу, но в дверях кухни он встал в рост, держась за притолку, искал глазами воды.

Повар обомлел: он не знал, что собирается делать Тихон, другая дверь была завалена снаружи каким-то товаром, её нельзя было открыть. Повар боялся, что Тихон обожжётся обо что-нибудь или ошпарится – обидится, изъярится, и тогда аминь. И повар потерянно шептал:

– Тиша, Тишенька! Христос с тобой, чего, голубчик Тихон Матвеич? Чего вам захотелось?

Но Тихон обвёл тоскливыми глазами плиту и стол и быстро пошёл к жене. Он носил её с места на место, искал где лучше. Но она вся обвисла у него на руках и не открывала глаз.

Уже второй день леди ничего не ела, не ел и Тихон.

Храмцов издевался, Асейкин кричал, чтобы не давали пить. Пайщики махнули рукой. Марков один только не мог примириться с неудачей. Он стоял над больной и приговаривал с тоской:

– Такие деньжищи! Да это лучше бы чаю купить этого, цейлонского…

Но вот леди открыла глаза. Она искала чего-то вокруг себя.

Асейкин вскочил. Он понёсся к фельдшеру. Назад он шёл со стаканом, с гранёным чайным стаканом, в нём была вода, а поверху плавал порошок. Тит Адамович шёл сзади:

– Не станет она того пить, а стаканом вам в рожу кинет, увидите. Я не отвечаю, честное даю вам слово!

Но Асейкин сказал своё: «А знаешь что?» – и Тихон оглянулся. Он сам потянулся рукой к стакану, взял его осторожно и потянул к губам, но леди подняла голову. Она хотела слабой рукой перехватить стакан. Тихон бережно за затылок придерживал ей голову, и она жадно пила из стакана.

Марков причитал:

– Всё одно пропадёт, только на чучело теперь…

Тихон передал стакан Асейкину, как делал всегда. Асейкин налил воды из графина. Тихон снова споил его жене. Третий стакан – за ним не потянулась, отстранила – Тихон сам выпил. Он пил с жадностью: это был третий день, что у него не было маковой росинки во рту. Мы так и не узнали, чего намешал Тит Адамович, но на другой день леди уже сидела. К вечеру она пошла пешком. Тихон поддерживал её с одной стороны, Асейкин – с другой.