Беспризорники России

Не успели вылезти из-за стола, пришла мать с дядей Стёшей. Мать кроила кому-то пальто и платье, и за это ей дали немного муки, сала, Нинку напоили молоком.

Вернулись девчата с хозяйкой тётей Сашей. Они ходили полоскать на речку в проруби бельё. Пришли ещё сыновья, младше Виктора. Застолье получилось людное.

– Видишь, сколько их, хорошо, что мы успели поесть. Я наелся, – довольным тоном заявил брат, когда они вышли на улицу.

– Мы жить здесь будем? – поинтересовался Валерка.

– Не знаю, – ответил старший.

Ему не терпелось посмотреть, откуда они пришли; клуб, где таились от полицаев, но вышла бабушка Варвара и предупредила, чтобы они не уходили от двора: мать собиралась в дорогу.

Покормив ещё перед дорогой, уложив и увязав на санках вещи, беженцев пошли провожать Виктор и сам Стёша. Он сказал матери:

– Надо бы тебе остаться у меня и ждать возвращения своих. Но негодяи полицаи отправят в Германию. Здесь бургомистр Яворивский, а в полицаях братья Мовчаны. Отвратные люди. Не верится, что Яворивский в большевиках ходил. Перед войной он в Крыму работал. По слухам, готовил партизанские базы. А с приходом немцев, вместе с крымскими татарами, сдал гитлеровцам всех и всё. Опасаясь мести, убрался из Крыма, и вот в наших краях. Виктору исполняется шестнадцать лет, боюсь, угонят в неметчину…

Виктор с Вовкой, шлёпая по раскисающему снегу, везли санки, а Стёша шёл с матерью. Огромным, волосатым, сутулым медведем крупно шагал он рядом с маленькой росточком женщиной. Идёт такой дядька, или дед с девчушкой, толкает впереди себя детскую коляску и глухо, басом о чём-то рассуждает. А рассуждал он о детях, о том, как уберечь их от неволи:

– Слух прошёл, что немцы открывают шахты – времянки и кто работает у них – не трогают. Узнай, пусть Евдокия разведает, а мы с Виктором недели через две придём. От таких хохлов, как Мовчаны, нет спасения русским… Жили в мирное время, как все. Беда пришла – они к ней. Вот и оглядывайся на человека: кто за твоей спиной…

Они помогли добраться до шоссе, выстланное светло-серым булыжником, дорога выделялась среди пегих полей – ровная и сухая. Ребят удивило, что на шоссе не было снега. Им хотелось идти без саней, а не тащиться по раскисающей обочине.

– Ну, с богом, – взмахнул Стёша большой ручищей, – не забудь о моём наказе. Километров восемь осталось. Евдокия живёт на Черепичных. Туда, не торопясь, и правь. Поклон передавай ей и детям от всех нас…

Валерка с Вовкой впряглись в санки, потащили их обочиной, а мать покатила коляску по шоссе. Пустынно было в степи. Пустынно и тихо. Малыш оглянулся. Стёша и Виктор ещё стояли у шоссе, – большие, на фоне блёклого, словно простыня, потерявшего искристость снега. Один – лохматый, сутулый и широкий, другой – высокий, стройный, как молодой тополёк, – русские мужики, которых занесла недобрая судьба – мачеха на край русской же земли, но где выживают люди из русского племени. Да, они русских корней, а характерами порчеными, словно растения на семи ветрах, не имеющие стебля. И называется это растение «перекати-поле». С наступлением тепла оно появляется, как вся трава – стебельком. Где-нибудь на краю оврага, балки, опушки, перелеска, предгорья, наконец, на краю поля, полупустынной степи. Где-то у пересыхающей в знойные дни речушки, озерка. На прогорклых солончаках растение это пытается отнять у земли-кормилицы её плодородие. И вот оно начинает формироваться, выживать, то суховеи, то пыльные бури, то морские ветры, знойные лучи солнца и другие напасти влияют на его формирование. В результате оно принимает форму шара с названием «перекати-поле». Растение это способно скакать, отрываясь от родного корня в любую сторону, под напором любого ветра, иногда в беге напоминая животных: то скачущего зайца, то шакала, то корсака, а то и бродячую собаку.

Перекати-поле – на южных и восточных окраинах России, при всевозможных стихиях, под неусыпным вражеским оком. Великая Россия и малая – окраинная. Так пусть эта малая окраинная будет Украиной. Пусть эти мужики ищут свою прародительницу не в России, а в пространстве, бог весть где. Пусть самые корявые из них придумывают её, а мы – враги всего русского – будем помогать им. Приходить с разных сторон, в любое лихолетье, а с этими шарами разберёмся, турнём, как следует. Они и покатились. С такой философией враги посматривали на своих охочих помощников.

Шоссе шло на уклон. Вот беженцы как расстались со своими провожатыми, так и пошли на подъём.

Хоть и мастерски укладывались булыжники шоссе и, на первый взгляд, поверхность дороги казалась гладкой, не разбитой, без ухабов и колдобин, но вибрацию колёса не гасили.

Нинке вначале это нравилось, и она пела в коляске. Голосом издавала протяжные звуки, которые вибрировали, очевидно, забавляя её. Она чувствовала своим нутром в степной пустыне свою безопасность. Но тряска ей надоела, она перестала «петь». Начала хныкать, требуя какой-либо перемены.