Все следующие камеры уже разбужены… Одни там убегают от облавы в боковые проходы. Плещется под их ногами вода. Кругом шорох, будто тысячи крыс движутся в темноте. Другие лежат, ждут облавы. Они согласны и в Муур и куда угодно, лишь бы еще немножко полежать у тепла, захватить его с собой.
Скоро освободят все камеры, беспризорников набралось почти около сотни; трудно держать их охране, и она злится, грозит оружием.
— Пусти, пускай, какое право имеешь арестовывать!
— Тише! — катится по трюму гик охраны.
— Идем, идем! — волнуются беспризорники.
Несколько человек вырываются и бегут.
— Стой, стой!
Но они бегут.
Готов ухнуть предупреждающий выстрел, но Мироныч говорит:
— Не убежат, в конце их захватим…
[…] В трюме остался агент, Мироныч и факельщик. Они идут в последнее место.
В стороне от главного коридора, — нужно идти по целой сети узких и путаных проходов, — установлена одна батарея. Проход в нее настолько узок, что разойтись двоим повстречавшимся трудно. За этой батареей могут поместиться два человека. Облава знает это, но редко заходит.
— Двое, пусть лежат…
У этой батареи давно уже спит беспризорник Ванька Губан. Он отбил ее у всех, кто пытался занять, и теперь никого не пускает. За эту батарею было больше всего борьбы и драк; каждый не раз думал о ней, когда его выгоняли от тепла на снег в час ночи под частые звездочки. Но трудно осилить Губана. Парень невысок, и годов ему четырнадцать-пятнадцать, не больше, а биться с ним — надо много смелости. Широк Губан непомерно и толст. У него длинные, костлявые руки, кулаки — как шары на штанге, и работает он ими не хуже паровозных шатунов. У Губана короткая шея, крепко вбитая между крутых плеч. Голова лобастая и широкие челюсти, усаженные здоровыми, чуть желтоватыми зубами. […] Никого не боится Губан в тюрьме, с опаской поглядывает на одного Гришку Жихаря23
.Гришка — беспризорный, приехавший издалека, с Дальнего Востока, он знает «какую-то нерусскую борьбу», возможно боевое искусство, и легко одерживает верх над другими ребятами. Гришка и Губан устраивают поединок за самую лучшую в подземелье батарею. Когда после жестокой схватки они входят в дальнюю камеру, то видят там женщину, которая кормит грудью младенца, лежащего у нее на коленях: «Подняла женщина глаза на избитых Губана и Жихаря. Оба они молча повернулись и пошли обратно в широкий коридор, потом на пути и проспали ночь в пустом холодном вагоне. Прижимались ночью и грели один другого: незачем было бороться и враждовать, тепло было занято по праву».
Обнимающиеся беспризорники часто встречаются в рассказах тех лет, на фотографиях, запечатлевших их спящими на обочине дороги или в мусорном баке. На одной из фотографий беспризорный, просящий милостыню, так крепко обнимает своего товарища, что они кажутся одной фигурой. Возвращаясь к Губану: тщательно скрываемая доброта и человечность его натуры напоминает других персонажей литературы 1920-х годов, посвященной беспризорникам, и даже внешне он похож на главного героя фильма Николая Экка «Путевка в жизнь», вожака беспризорников Мустафу по кличке Ферт, которого сыграл актер Йыван Кырля (Кирилл Иванович Иванов)24
. Детские дома и приемники-распределителиСоветское правительство делало все возможное, чтобы помочь населению регионов, пострадавших от голода, особенно детям, но этих мер по ряду причин оказалось недостаточно: транспортные трудности и, следовательно, доставка товаров первой необходимости, плохая организация и профессиональная некомпетентность руководящих органов в провинции; расточительство, коррупция и произвол в распределении ресурсов. Более эффективными, поскольку они выполняли адресную помощь, были гуманитарные миссии иностранных организаций (Американская администрация помощи (АРА), Итальянский Красный Крест, Папская миссия, благотворительная организация «Save the Children» и т. д.), которые в начале 1920-х годов начали помогать населению, страдающему от голода, уделяя особое внимание детям25
.Для помощи беспризорным, прибывавшим в города, как правило, по железной дороге, создавались специальные учреждения. В приемнике-распределителе детей мыли, стригли, кормили. Затем их отправляли либо в детские дома, либо в семьи, которые их усыновляли (нередко для получения положенных по закону льгот), либо — с 1923 года — в колонии или трудовые коммуны.
Фрэнк Альфред Голдер и Линкольн Хатчинсон, сотрудники Американской администрации помощи (АРА), организации по оказанию помощи Советской России в ликвидации голода, прямым текстом рассказывают о том, что они увидели в различных приемниках для беспризорных, которые им удалось посетить.