Беспризорные. Бродячее детство в Советской России (1917–1935)

Всюду в Орловской, Вятской, Псковской губерниях, в Барнауле, в Нижегородской, Челябинской (материал OДO) дети разуты, раздеты, и это неудивительно, так как цифровые данные из OДO Наркомпроса с достаточной яркостью показывают, что иного и ждать нельзя. Так, ткани на каждого ребенка в 1920 году выдано по шести вершков вместо шестнадцати аршин, одна катушка ниток на каждые двадцать девять человек вместо одной катушки на ребенка, ползолотника ваты вместо одного фунта, одна пара холодной обуви на тридцать девять человек и одна пара валенок на триста двадцать человек, одно одеяло на три тысячи сто двадцать четыре человека вместо испрашиваемого одного одеяла на сорок три человека, одна пара чулок на двести шестьдесят четыре человека вместо шести пар, как требовалось, на десять человек. Никогда нет даже и одной перемены белья. Так, в Орловской губернии (материал отдела охраны детства) на каждые пять тысяч человек детей была выдана одна пара обуви и 0,031 аршина мануфактуры. В Оренбургском уезде (материал отдела охраны детства) дети едва прикрываются какими-то лохмотьями, ходят полуголыми и стыдятся показаться новому человеку. Летом было легче: детей просто раздевали донага, белье стиралось и здесь же сушилось на солнце. Но зимою, когда температура в комнатах везде не выше 3 градусов, сделать это немыслимо, и белье не сменяется по три-четыре месяца. Оно имеет вид грязной серой тряпки, до того ветхой, что расползается при одном поползновении вымыть его. Обуви нет абсолютно. Кое-где в детских домах приладили деревянные колодки, обмотав каким-то отрепьем ноги ребенка, но это счастливое исключение. В других губерниях, как в Барнаульской, Курской, Саратовской (материал отдела охраны детства НКП), буквально нечем обмотать, нет никаких лохмотьев, и дети бегают босые, отмораживая и ознобляя руки и ноги. От ознобления тело ребенка покрывается язвами. К этому надо прибавить еще, что всюду дети страдают чесоткой, и тело ребенка — сплошная язва, сплошные струпья, сплошь усеянные вшами. Ребенок гниет и разлагается заживо. Ночью, когда зуд становится нестерпимым, когда боль достигает пределов, ребенок кричит и стонет от ужаса и боли. В Пензе, например, в коллекторе мальчик шести лет сошел с ума оттого, что его заела вошь. Сначала он ловил и ку-сал ее, ел; потом в его больном воображении вошь достигла таких чудовищных размеров, что он не мог с ней бороться и целые дни кричал и бился в судорогах. Холод в детских домах кошмарный; детские комнаты нигде в Симбирской, Саратовской, Пензенской, Донской, Владимирской, на Кубани и других губерниях (материал отдела охраны детства и «Недели ребенка») не отапливаются. По углам целые сугробы снега; освещения нет никакого, нет керосина, нет электрических лампочек, и детей даже 15–16-летних уже в пять часов укладывают спать. И все это ночью под своими грязными вшивыми лохмотьями кричит и стонет, а уже рано утром пробуждается и занимается считанием вшей на своей рубахе и конкурирует в их количестве со своими товарищами. Воздух в детских комнатах ужасный. Уборных нет, и дети все делают здесь же, в комнатах, или даже на кроватях. Дети до такой степени пропитываются этим смрадом, что, когда они случайно попадают на свежий воздух, им делается дурно. Всюду, не только в голодающих губерниях, как Казанской, Владимирской, но и производящих — Тамбовской, Пятигорской, Челябинской (материал ОДО) и других дети буквально голодают, получая пайки ниже всякой голодной нормы; так, например, в Курске получают четверть фунта хлеба, и не ржаного, а из проса или, как в Ярославской губернии, из кострицы (материал «Недели ребенка» СЗД) — суррогат, который отравляет весь организм и который признан абсолютно негодным даже для скота. Овощи если где дети и получают, то гнилые, промерзшие и совершенно негодные к употреблению. И это неудивительно, когда в самом центре и Наркомпроде, где работа идет во всероссийском масштабе, делу детского питания уделено так мало внимания, что здесь существует только стол детского питания, которым ведает один человек. Детская смертность огромная: так, в Курске врачами было заявлено сотрудникам агитвагона по проведению «Недели ребенка», что в распределителе пять человек должны умереть от голодной смерти в ближайшие дни. Заявление врачей из Уфимской губернии от 8 декабря с/г. [сего года] за № 7586 ярко рисует весь ужас детского положения. Из Белоозера, Череповецкой губернии (материал ОДО) поступила просьба отдела распустить детей «по миру», так как нечем кормить. В Аткарске, Саратовской губернии, ответственные работники говорили, что лучше вывести детей из детских домов за город и там их расстрелять, чем так их мучить. Стыдно даже говорить о какой-либо воспитательной работе среди такого ужаса и кошмара. Дети ничего решительно не делают, старшие дети занимаются развратом, играют в карты, курят, пьют «николаевскую»²⁷, девочки 16–17 лет торгуют собой. Но все это меркнет перед тем ужа-сом детской развращенности и полного духовного обнажения, в котором находятся так называемые морально-дефективные дети²⁸. На местах смотрят на этих детей как на настоящих преступников, вредных для общества, с которыми все равно ничего нельзя сделать, и применяют к ним те же меры воздействия, как и к взрослым преступникам. Также сажают их в тюрьму, бьют и гонят. Среди этих детей много сифилитиков: так, в Екатеринодаре на 290 человек детей в доме для морально-дефективных приходится 60 детей-сифилитиков (материал «Недели ребенка»). И эти часто талантливые дети, только с особо повышенной чувствительностью, буквально гибнут, заживо схороненные. И здесь, даже в Москве, в приюте на Подкопаевском, положение этих детей ужасное. Письма детей от 21 ноября 1920 года Тутаева и Смирнова — Подкопаевского приюта (материал СЗД) с достаточной яркостью говорят это: «Ведь мы заброшены, как щенки, которые родятся слепые, ведь мы здесь воровать научимся. Скажите всем ребятам, что кто сюда попадет, то все равно калекой будет на весь век»²⁹.