Беспризорные. Бродячее детство в Советской России (1917–1935)

[4] Существует два перевода на русский язык: «В доме напротив» (1991) и «Люди, живущие по соседству» (2011). См. также примеч. 1.

Маруся отравилась

Вот вечер вечереет.

Все с фабрики идут.

Маруся отравилась:

В больницу повезут.

В больницу привозили

И клали на кровать.

Два доктора с сестрицей

Старались жизнь спасать.

«Спасайте не спасайте,

Мне жизнь не дорога.

Я милого любила —

Такого подлеца»

Пришли ее подружки,

Хотели навестить.

А доктор отвечает:

«Без памяти лежит».

Пришла ее мамаша,

Хотела навестить.

А доктор отвечает,

Что при смерти лежит.

Пришел и друг любимый,

Хотел он навестить.

А доктор отвечает:

«В часовенке лежит».

Входил милой в часовню,

Там черный гроб стоит,

А в этом черном гробе

Марусенька лежит.

«Маруся, ты Маруся,

Открой свои глаза.

А если не откроешь,

Умру с тобой и я!»

«Маруся, ты Маруся,

Открой свои глаза».

А сторож отвечает:

«Давно уж померла».

А вечер вечереет.

Колышется трава.

Маруся отравилась.

Маруся померла.¹

7. Употреблять наркотики

Деньги требовались беспризорным не столько для покупки еды, которую они всегда могли украсть, сколько для удовлетворения первичной страсти — игры в карты, а еще для приобретения сигарет, водки и кокаина, которые они употребляли в большом количестве, вернувшись в свои норы после тяжелого дня, когда им приходилось рыскать, убегать, драться на улицах, рынках и вокзалах. В азартные игры они играли постоянно. Если деньги заканчивались, они занимали, обещая вернуть при первой возможности, или отдавали то немногое, что у них было: старый пиджак, поношенные ботинки. На Соловках, вспоминал Лихачев, подростки играли в карты, проигрывая свои фамилии и малые сроки, меняя их на большие, поскольку ни внешне, ни по «одежде» заключенных было не отличить друг от друга¹. Есть фотографии, рисунки, на которых мы видим, как беспризорники увлеченно играют в карты прямо на земле. Когда карт не было, они делали колоду сами: вырезали из газеты или куска картона, рисовали масть и цифры, как делали в лагерях блатные — уголовники, которые «каждую ночь собирались для своих карточных поединков». Варлам Шаламов описывает в одном из рассказов кустарное изготовление игральных карт. «Расположение и форма узоров столетиями были одинаковыми — уменье собственной рукой изготовить карты входит в программу „рыцарского“ воспитания молодого блатаря»². Опыт игрока давал, можно сказать, преимущество беспризорному, попавшему в лагерь.

Карточная игра не обходилась без сигарет и водки. Особенно сигарет, которые беспризорные курили с раннего возраста: «Все они, в любом возрасте, всегда курят», — сообщала Томпсон в своей книге о «новой России»³. Этот факт отмечался в статистических исследованиях в 1920-е годы, но по отношению к мальчикам вообще, как беспризорным, так и нет. Лев Василевский писал: «За последние годы курение распространяется с ужасающей быстротой, в особенности среди рабочей молодежи городов. Начинают курить дети с неокрепшим еще организмом, 12–14 лет. За неимением табаку, курят махорку и всякую дрянь, что еще вреднее действует на здоровье»⁴.

Махорка — сорт очень крепкого и более дешевого табака, к которому у блатных выработалась настоящая зависимость, как мы знаем из другого рассказа Шаламова, где он описывает нетерпение, с которым заключенный ждет посылку из дома в надежде, что найдет там хоть немного табака: «Я буду курить, буду угощать всех, всех, всех, а прежде всего тех, у кого я докуривал весь этот год»⁵.

Поделиться окурком было знаком уважения к ближнему. «Окурок дружбы» — так называется глава одного из самых проникновенных романов о беспризорном детстве, «Беспризорный круг» Виктора Горного, опубликованного в 1926 году. Главный герой Фомка Кучум и его сестра Манька после смерти отца уходят из дома с благословения матери на поиски удачи:

Вы теперь уж на своих ногах: тебе восемь, а Маньке семь лет, — прокормить себя сами сможете. Ступайте, куда ваши глазаньки глядят и где солнышко вас сможет пригреть. На свете не без хороших людей. А я останусь с этими, с малышами. Какой мне дадут пансион, так и то с трудом прокормлю их.

Приехав в Москву, они ведут обычную жизнь беспризорников, к ним прибивается Епишка Кулак:

Пока Манька с Кучумом сидели на мусорном ящике недалеко от Курского вокзала, Кулак пошел к остановке трамваев.

Трамвай уже зашипел перед очередью. Епишка подлетел к гражданину и сказал серьезно:

— Гражданин, в вагоне курить нельзя, дайте я брошу вашу папироску.

— Разве я сам не могу?

— Нет, дайте я! — почти выхватывая ее из рук, сказал Епишка.

— На, брось… — согласился гражданин, хватаясь за ручку трамвая.

Окурок оказался все же солидным. Гражданин успел только выкурить половину. Это Епишку утешило. Он поглядел на золотую фабричную марку, оторвал мокрый конец, размочаленный в зубах окурок — все равно что клад какой, который надо держать осторожно.

Кучум с Манькой сидели на зеленом ящике и от нечего делать тарабанили по нему пятками. […]