Беспризорный князь

– У Олега ветер в голове! – не согласился Ярослав. – А она старше и замужем была. Или не разумела, чем кончится? Знала, что делала! Хитрая! Как хочешь, брате, но нет на это моего согласия.

Ситуацию следовало спасать.

– Приданое дам… – начал я, но князь не дослушал.

– Не нужно мне ее приданого! – Он врезал кулаком по столу. – И невестка такая не нужна!

Тут уж разозлился я. О морали, понимаешь ли, вспомнил! За уделы братьев режете, на любое предательство готовы, а тут пальцы веером. Ну, погоди!

– Ладно, брате, – сказал я, стараясь придать голосу примиряющий тон. – Не хочешь, принуждать не буду. Обещал, что коли провинится Олег, то женю силком, но ты ведь родич мне. Так?

Ярослав довольно улыбнулся и расправил плечи. Это он зря.

– Но, как сам понимаешь, Ефросинью обидеть я не могу. Раз такое дело, замуж выдам.

Ярослав с удовольствием кивнул: правильно молвит князь. Баба – с возу, коню – легче.

– Хочу совета у тебя спросить: за кого? Просил тебя посадников поискать среди княжичей. Нашел?

– Да!

Ярослав полез в кошель и вытащил узкую полоску пергамента.

– Вот! У Игоря Изяславского пятеро сыновей, Улеба и Всеволода можно брать. Улебу девятнадцать, Всеволоду – осьмнадцать. Уноши добрые, разумные, отец с радостью в посадники благословит. У Ингваря Городейского трое сыновей, и никому, кроме старшего, удела не видать. Святослав, второй сын, у него хорош. Приезжал во Владимир, так наглядеться не мог. Высокий, ликом гож, а уж разум!.. Была бы дочка, не медля, сосватал бы!

– Женаты? – спросил я. – Улеб и Святослав?

– Нет, княже. Куда жениться, коли уделов нет? Кто дочек им отдаст?

– Вот и славно. Кого Ефросинье в мужья определим? Святослава или Улеба?

– Не согласятся, – снисходительно усмехнулся Ярослав. – Посадниками пойдут, но брать за это женку брюхатую? Они же княжичи, а не смерды, коим порченых девок за ногату сбывают!

«Ах, так! – разозлился я. – Гордые, значит? Ногаты вам мало?»

– Не согласятся – других найдем, – вымолвил лениво. – Уделы на Руси на дорогах не валяются.

Пришел черед удивляться Ярославу.

– Какие уделы?

– В приданое за Ефросиньей Любачев даю. Был в кормлении, станет уделом. Женке, конечно, невместно уделом владеть, а вот мужу ее… А то неправильно выходит: тебя во Владимире посадил, сына твоего – в Теребовле, а ей ничего? Родня ведь! Так что даю Любачев, а коли муж добре послужит – отпишу в вотчину. Сыщутся женихи!

Ярослав вперился в меня взглядом, пытаясь понять: шутит ли князь? Князь всем своим видом показывал, что к шуткам не расположен. Ему крестную мать сына надо пристроить. Осударственное дело! Беда с княгиней случилась, и в беде той сын Ярослава повинен; ну да ладно, люди мы не чужие, попрекать не станем.

Ярослав нахмурился и засопел.

– Это что ж получается, брате, – сказал с нескрываемой обидой в голосе, – как чужому князю, так удел, а как родне своей – так ничего?

– Так ты ж отказался! Сказал, что Ефросинья не надобна, как и приданое ее.

На Ярослава было жалко смотреть. Почему родительская любовь слепа? Раздают детям уделы, дербаня княжества на клочки. Отпрыски режут братьев, исправляя несправедливый, на их взгляд, дележ, – получается худо. Нет, чтоб как некогда в Англии! Закрытая школа с казарменным режимом, учеба с утра до вечера, непритязательная еда и неотапливаемая спальня. А потом – мичманом на парусник или лейтенантом в глухую колонию. Тяни жилы, служи! Себе чин и богатство добудешь, стране пользу принесешь. Коли и сгинешь, так не в братоубийственной войне. Родные поплачут, но будут гордиться: за Родину пал!

– Прости, брате! – сокрушенно вымолвил Ярослав. – Виноват! Я ведь почему осерчал? Сговорил я Олега! У родителей невесты побывал, саму посмотрел. Добрая девка, гожая. Только…

«Удела в приданое за ней не дают!» – дополнил я мысленно.

– Ты, брате, годами меня моложе, да мудрей. Разглядел, чего отец не видел. Олегу моему женка нужна, чтоб в руках держала! – князь показал кулак. – Не то баловать начнет. Ефросинья как раз такая – Господь разумом не обидел. Вот ведь! – делано удивился Ярослав. – Ветер у сына в голове, а невесту добрую нашел!

«Изящно прогнулся!» – оценил я.

– Так берешь Ефросинью в невестки?

– Беру, – склонил голову Ярослав. – Сам к алтарю поведу.

Я кликнул гридня и велел позвать парочку. Она явились почти сразу: видимо, болталась неподалеку в ожидании вестей. Переступив порог, Ефросинья вперилась в меня тревожным взглядом, я подмигнул, и она робко улыбнулась в ответ.

– Целуйте руки князю! – Я указал на Ярослава.

Молодые немедленно последовали совету, приложившись каждый к своей ручке. Ярослав стоял горделиво: роль милостивца ему явно нравилась.

– Благословляю вас! – сказал, после того как княжич с невестой разогнулись. – Буду рад видеть тебя дочкой, княгиня. – Ярослав обнял и расцеловал Ефросинью. – А ты! – он показал Олегу кулак. – Чтоб не смел баловать более! Не то не погляжу, что удельный князь, а сниму пояс и отхожу! Приглядывай за ним, дочка!

– Пригляжу! – пообещала Ефросинья. Искренне.

– А теперь сказывай, как на Волыни! – велел я, когда парочка удалилась.