Лорана признали, как он и надеялся. Глава нового Дома. В этом Повороте практически все остальное повернулось не так, как он ожидал. Он налил себе виски и выпил за его окончание.
Лару Мерлин утвердили в роли Главы Дома Мерлина. Майлза никто не видел с той ночи, когда состоялся, как выяснилось, последний поединок Поворота.
Дома Теней больше не существовало. Ангел Вод снова обладал только той магией, которая присуща произведениям искусства.
Новых сбоев магии не было.
Колесо Фортуны действительно повернулось. Кто-то вознесся, кто-то пал. Это стало новым началом – и все будет иначе, пока не наступит время новой перестройки мира.
– Я поняла, – сказала Миранда. Она сжала губы в тонкую нить, на стиснутых кулаках побелели костяшки. – Вы сказали, что хорошо чувствуете такое: она полностью ушла? Не вернется?
Она сидела на диванчике в своем гостиничном номере, и чай у нее в руках остывал.
Береника оттеснила воспоминание о тени Сидни у себя в одной руке и ноже в другой и объяснила Миранде:
– Я вам говорила, что наша привязка к теням не заканчивается с нашим уходом – что мы выплачиваем долг.
Миранда кивнула.
– Долг выплачивается кусочками нашей тени. – Она указала на свою, повернувшись так, чтобы оборванные лохматящиеся края были лучше видны. – Это очень похоже на то, как магия накапливается в костях руки. Символично – но этот символ достаточно яркий, чтобы стать реальностью. Когда заклинание пошло вразнос, Сидни попросила меня отрезать ее тень целиком, отдать всю магию единовременно – чтобы оставить магию в мире.
– Как в одном человеке ее могло быть так много? – изумилась Миранда.
– Вы ведь помните тот поединок Времен года в самом начале Поворота, когда произошел сбой магии, – напомнила Береника.
– Да. Я там была. Там был переизбыток весны, как будто заклинание заливало зал магией. Жутко.
Она содрогнулась, вспоминая.
– Когда Сидни остановила заклинание, она впустила в себя всю магию, которая в нем содержалась. Она носила ее в себе все это время. Этого переизбытка хватило.
– Но разрез… вот такое удаление ее магии: это можно пережить?
– Да. Люди все время живут без магии.
Большинство от этого не умирают. Большинство.
– Я в курсе, – проговорила Миранда. – Я ведь тоже ее лишилась.
Береника не стала ей говорить, что это не одно и то же – совершенно не одно и то же. Все равно Миранда продолжит верить в то, что ей нужно.
– Однако я совершенно не понимаю, почему она решила вот так отдать свою магию. Она дала очень ясно понять, что ненавидит магию, Тени, весь Невидимый Мир. Почему было не позволить заклинанию продлиться, чтобы все лишились своей магии и стали простаками?
Береника подалась вперед и осторожно забрала чашку с блюдцем из трясущихся рук Миранды.
– Она ненавидела Тени – да. Ей ненавистно было то, чем магия стала в руках Невидимого Мира. Но ненавидеть саму магию? Нет, этого не было. Совершенно. Она обожала магию, увидела, что та уходит, и сделала то, для чего была создана: стала жертвой.
Тут Миранда не выдержала: она закрыла глаза и позволила своему лицу превратиться в траурную маску.
– Если вы с ней увидитесь – и если сочтете, что ей нужно это услышать, то, пожалуйста, скажите ей, что я ею горжусь.
– Если эти условия в какой-то момент реализуются, – осторожно сформулировала обещание Береника, – я так и сделаю.
– Для меня сегодня что-то есть, Генри? – спросила Сидни, заходя в свой дом.
– Вас дожидается джентльмен, мисс.
У лифтов стоял Иэн.
– Береника дала мне твой адрес. Ты не против, если я поднимусь с тобой?
– Ладно. Конечно. – Она пожала плечами. – Спасибо, Генри.
Тишина в лифте была удушающе плотной.
– Не очень понимаю, почему ты пришел, – сказала она, отпирая дверь.
– Знаешь, я никогда не был у тебя в квартире. Тут мило, – сказал Иэн.
– Я не хотела, чтобы кто-то узнал, где я живу. Теперь это уже не важно. – Она начала готовить кофе – и локтем сшибла кружку со стола. Ее пальцы стремительно шевельнулись, и она произнесла цепочку слов, которые закончились разбитой чашкой и громким: – Да мать ее!
Она хлопнула об пол вторую кружку.
– Сидни? – окликнул ее Иэн.
– Просто уберись отсюда. Просто уйди.
Она опустилась на пол, усевшись среди осколков.
– У тебя кровь идет, – сказал он. – Из руки.
Она засмеялась, резко и хрипло, а потом запрокинула голову, упершись затылком в буфет:
– У меня даже пластырей нет. Они мне были не нужны, никогда. У меня была магия.
– Я мог бы…
– Оставь. Немного крови меня не убьет. – Она открыла глаза и посмотрела на него. – Противно быть такой.
– Странно, если бы это было иначе, – отозвался он.
– И знаешь, что самое плохое? – спросила она. – Самое плохое в том, что я все-таки могу зажечь свечу. Как гребаный простак, который знает ровно столько, чтобы стать опасным. У меня от этого кровь идет носом, и все-таки каждое утро, проснувшись, я первым делом ее зажигаю. А вторым – пытаюсь использовать еще какие-нибудь чары. Любые. Не могу, конечно, но пытаюсь. Не могу не пытаться.
Ее голос был полон чувства потери.
Иэн протянул руку – так, чтобы едва коснуться ее запястья.
– Знаю.