Если упадет, мы сходу ее хватим.
Я вытащила топор и подняла повыше.
Руна обвила конец веревки вокруг талии и вскрикнула, когда та впилась в плоть. Ови накинула другой конец на плечи, и обе начали шагать в разные стороны, натягивая веревку, жесткую, как тетива в луке Руны.
Логафелл качнула головой, дернула плечами, и Руна и Ови закричали от боли.
Не удержать им Зверя.
Я бросила топор, побежала через уступ и, согнув колени, прыгнула…
И приземлилась на спину Логафелл, вцепившись пальцами в ее волосы.
Она
Логафелл корчилась, крутилась, а затем и вовсе поволокла Руну и Ови по полу пещеры. Я обхватила ногами ее спину и держалась, держалась…
Логафелл вновь взвыла, выгнулась…
Я так и полетела. И грохнулась о землю. Тяжело грохнулась.
Не могла пошевелиться.
Открыла глаза…
Увидела восстающую надо мной тень…
Тень ноги. Ноги Логафелл.
–
Руна отпустила веревку и натянула тетиву. Стрела пронзила нежную лодыжку Зверя.
Логафелл завопила и одним движением руки бросила Руну в стену возле гобелена.
Я замахнулась и стукнула кулаком себе в грудь, один раз, дважды. Дыхание вернулось в приступе боли.
–
Но Сестра не двигалась.
–
Пещера, казалось, окуталась дымкой, будто голубой туман в очередной раз настиг нас. Руки покалывало, тело обмякло.
Я теряла сознание.
Я моргнула, повернула голову. Ови схватила конец веревки, который выронила Руна, и, заливаясь потом и бранясь, пыталась удержать оба конца. Логафелл замахнулась кулачищами-валунами, отчего ветер в пещере засвистел, словно дул с моря, а не от Звериного взмаха.
Я поднялась на ноги, наклонилась, залила пол рвотой. Вытерла рот и посмотрела туда, где лежало скрученное тело Руны – голова смотрела в одну сторону, ноги – в другую.
Ови выкрикнула мое имя, и я обернулась. Логафелл, таща за собой Ови, направлялась в дальний угол пещеры.
Я бросилась к стене, полезла наверх, ударяясь, царапая кожу, карабкаясь по выступам. Ближе… еще чуть ближе…
И тогда прыгнула.
В воздухе, словно птица, размахивала руками.
Разжала кулаки…
И уцепилась за тунику Логафелл. Сжала пальцы правой руки, да покрепче – так, что костяшки побелели. Кожа Зверя под моей рукой оказалась твердой, точно камень. Я карабкалась наверх, медленно, ставя пятки на позвонки гиганта.
Она вертелась и крутилась, пыталась бросить меня со спины. Но я крепко держалась.
Затем потянулась…
Еще чуть-чуть…
Еще…
Задрала голову и тогда увидела… Мягкое место у основания шеи, как и говорила Матушка Хаш. Полупрозрачная плоть размером с кулак с синим скоплением вен, что пульсировали изнутри.
Подо мной Ови изо всех сил напрягалась. Лицо ее покраснело, градом капал пот.
Раненой рукой я потянулась к ножу и сжала его в кулаке…
Логафелл схватила один из концов веревки…
Дернула…
Ови полетела.
И ударилась о стену возле кучи с шерстью. А затем замерла.
Я вцепилась в спину Логафелл и взвыла так же, как она взвыла, и ее волки выли.
Мой голос разнесся среди пещерных стен.
Я приподнялась… медленно, медленно, с дрожащими мышцами. Начала тянуться… выше, выше… еще на дюйм… Почти, почти дотянулась…
– Разве ты не хочешь знать причину деяний моих, Сестра Милосердия?
Слова Логафелл эхом отразились от стен пещеры.
Я замерла.
– Прежде чем вонзишь в меня иглу свою, дай поведать, что это все не просто жестокость и не дикий разгул безумного зверя. – Она перестала корчиться и извиваться. Она остановилась. Стихла
Я почувствовала, как глубоко она дышит, как высоко поднимаются ребра. Она знала. Знала, что я приставила кинжал к ее шее. Знала, что скоро умрет.
Я дрожала от усталости, от гнева.
Но я замешкалась. Так же замешкалась, как и с Королевой-Затворницей. Логафелл была зверем. Монстром. Но при том – женщиной.
Я должна слышать последние слова.
– Что же это? Что, если не жестокость?
– Мужчины… – ответила она. – Белокурые пираты, приходящие с моря. Они увидали на берегу моих трех дочерей, когда те собирали моллюсков. Старшей было всего десять, хотя ростом все трое были высоки, как деревья. Они пронзили стрелами моих детей – кожа их еще не окрепла и была нежной, как и твоя. Я нашла их тела на берегу, окровавленные, измученные. Зачем их убили? По какой причине? Потому что они другие?
– Мне жаль твоих дочерей, – сказала я искренне.
Пот стекал по лицу, и я вытерла капли рукавом, поймав в клинке свое отражение.
Я глядела на себя… на глаза, налитые кровью…
На
– Брось кинжал, девочка. Давай будем союзниками. Давай странствовать вместе и сокрушать все на своем пути.
– Да, – ответила я. – В другое время и в другом месте я бы отправилась с тобой, и мы бы поставили мир на колени.