Бессердечные изгои. Падший враг

– А что ты ожидала услышать от меня? – простонал я, мое удовольствие настолько пронзительное, что я едва мог дышать. – Прости, но ты не можешь зайти в мою спальню, потому что я украл огромный постер с тобой на первом плане у тебя на работе. P. S. Пожалуйста, не подавай на меня заявления.

– Зачем ты сделал это?

– Стал твоим преследователем? – Я вошел в нее, пристально смотря ей в глаза. Я пытался сконцентрироваться на разговоре, чтобы не кончить через пять минут. – Это было заранее продумано, хочешь верь, хочешь нет.

– Я не об этом. Забрал постер. – Она наклонилась поцеловать меня.

– Чтобы всегда ощущать твое присутствие.

Ей это понравилось, и она ускорила темп, пока я потянул вверх платье, освобождая ее великолепную грудь. Я притянул ее вниз за пуговицу платья, после чего жадно впился в один из сосков.

– Арсен. – Ее голова упала мне на плечо.

– Уинни.

Она остановилась. На мгновение я подумал, что что-то случилось. Она выпрямилась, пока я все еще находился внутри нее. Я чувствовал свой пульс у себя в яйцах. Мой член закричал бы, если мог.

– Что? – спросил я.

– Ты назвал меня Уинни.

– Это твое имя, – я улыбнулся.

– Ты никогда не называл меня по прозвищу. Кроме того одного раза, но ты всегда называл меня только Уиннифред или Простушка.

Одним быстрым движением я перевернул ее на спину, прижимая к себе, делая это все, ни разу не выйдя из нее. Я поцеловал кончик ее носа.

– Потому что все тебя так зовут, а мне хотелось, чтобы ты запомнила меня.

– Не было и момента после Италии, чтобы я не помнила о тебе. – Она погладила меня по щеке.

Я начал вбиваться в нее. Звук шлепков по коже наполнил комнату. Грубо. Наполнено жаждой. Не то, к чему я привык. Мы в своем маленьком пузыре. Я не хотел его покидать.

Она часто дышала, впиваясь ногтями мне в спину, как будто вот-вот кончит. Я вбивался в нее еще сильнее, быстрее, почти маниакально. Потому что у меня не было гарантий, что увижу ее завтра. Никто не обещал мне, что это приветствие, а не прощание. Мы еще не поговорили, а чувство срочности сковывало каждую мою кость.

– Я близко, я близко, – она простонала.

Она выгнулась подо мной, сжимаясь вокруг моего члена, и внезапно она становится горячее, намного горячее, и мои яйца напрягаются, я кончаю следом.

Я навалился на нее сверху, мы оба были потные и уставшие. Два мешка с конечностями. Такие человеческие, такие смертные. Даже забавно, что то, что мы сейчас разделили, было блаженством. Когда я немного отстранился, освобождая ей место, все-таки задавить собой любимую женщину не было в моих планах, она выглядела по-детски растерянной.

– Ты в порядке? – спросил я.

– На самом деле это зависит от того, как пройдет наш разговор. – Она сжала губы.

* * *

После совместного душа мы одевались под звуки просыпающегося города. Уиннифред облокотилась на постер, который я украл, ее руки сложены сзади ее поясницы. Она наблюдала за мной, пока я одевался. Незначительный жест, но я не привык, чтобы за мной наблюдали. Я решил, что мне нравилось это.

– Что, если мы никогда не сможем завести детей? – проговорила она. Вопрос эхом отскочил от стен.

– Значит, у нас никогда не будет детей. – Я натянул носок на ногу. – Почему должны быть какие-то «если». С каких пор дети определяют, крепкие отношения или нет?

– У нас, возможно, никогда не будет наших биологических детей. – Ее глаза блестели оттенком сине-розовой зари, как два бриллианта. Она думала о Поле. Она думала о разочаровании, боли, предательстве. Она боялась повторения истории.

– То есть мы сможем провести время, путешествуя по всему миру, создавая воспоминания, вести светскую жизнь и трахаться сутками напролет? Я постараюсь вынести бремя такого возможного сценария. – Я встал, но не подходил к ней. Еще рано.

– Ох, давай серьезно. – Она топнула ногой по гранитному полу.

– Я серьезен, – я усмехнулся. – Мне все равно, если у нас никогда не будет детей. Можешь ссылаться на эти слова.

– Тогда, с другой стороны, у нас может быть много детей. Трое, может, четверо! – волнительно проговорила она. – Я люблю малышей. Люблю детей. И если мы сможем усыновить одного, то я точно хотела бы. Что ты чувствуешь насчет этого?

– Предположительно, усталость. – Я уперся пятками в мягкий ковер перед кроватью, как бы подчеркивая, что никакие слова не заставят меня сбежать от нее. – И взволнованным. В доме всегда будет шумно. Мне никогда не будет скучно. Обычно я предпочитаю компанию детей, а не взрослых. Им еще только предстоит отказаться от каждой частички своей индивидуальности, чтобы приспособиться, но они смотрят на мир через удивительную призму.

Но я не сказал о том, что мне хотелось бы все переделать. Настоящую семью. Собственный дом. Что я думаю, что Уиннифред будет прекрасной мамой, как Патрис, и что я хотел, чтобы у нее было все, что пожелает ее сердце.

Она глубоко вздохнула. Закрыла глаза. Ее стены ломались. Я мог чувствовать, как они разрушались. Кирпич за кирпичиком.

– У нас двоих были очень нездоровые отношения, – прошептала она все еще с закрытыми глазами.