Бессердечный

Как же ужасно и холодно здесь. Не могу смотреть, как они приходят сюда поговорить со мной как обычно, но я-то не могу ответить! Я не хочу оставаться здесь. Здесь слишком одиноко, слишком. Здесь всё остановилось. Перед глазами только тот день. Как же забыть, забыть его. Не могу видеть себя, лежащего, как бревно, а жалость людей – мерзкое чувство. Забыть, всё забыть…Не вспоминать ни за что, никогда.

10

Большой дом с разноцветными стёклами сегодня красовался: вокруг пусто, как после апокалипсиса, деревья стали белыми шапочками на тонкой тёмной ножке, всё утопло в снегу. В полдень раздался звонок в ещё спящем доме по улице Заречной восемнадцать. Ярко-белое полотно переливалось и светилось под солнцем – день обещал быть тёплым.

–Лика Чёрных слушает, – женщина лежала в кровати, но спустя несколько секунд, она с визгом вскочила, разбудила мужа и помчалась в ванную. Александр поспешил за женой. – Вили очнулся! Мы срочно едем в больницу, и позвони Кириллу, – она обняла мужа и впервые за долгое время они рассмеялась, а он, не веря ушам, остался стоять на пороге ванной и трусах и халате.

Кошачьи глаза смотрели на врача с изумлённым лицом. Я вернулся, подумал он.

–Поздравляю вас, не многим удавалось выйти из комы спустя такое долгое время.

Молодой парень услышал голос и спросил: «Где я, со мной что-то случилось?». Врач покачал головой и огорчённо ответил:

– С вами произошёл несчастный случай. Вы помните, как вас зовут?

Парень задумался, как будто пытался найти ответ у себя в голове, но не нашёл.

– Я не знаю …

Для Лики и Александра беседа с сыном была незабываема, они единственные кого он помнил, потому что, когда зашёл Кирилл и поздоровался, Вильям опешил и посмотрел на него возмущёнными глазами: «А вы кто?». В тот день Кириллу пришлось оставить друга по просьбе родителей: их сын раздражался, когда они говорили о друзьях и спрашивали, что он вообще помнит, а при виде Кирилла – он разражался ещё больше, его трясло, и глаза становились ненормально злыми. А ведь, они ещё не успели ему рассказать всё про его чудесное исцеление.

Часть II

. Без памяти.

Глава 1.

Воображение важнее знаний.

Альберт Эйнштейн.

1

Я как обычно шёл пешком до дома и думал о музыке. Я считал музыку прекрасным изобретением человечества, она могла быть ужасной и так же прелестной, как люди. А может иметь непонятные определения, как я. Большинство смотрят поверхностно, скользя по грани, питаясь только внешними чертами, а ведь они обманывают самих себя. Попробуйте смотреть внутрь, втирайтесь в суть, разрезайте пустоту внутри друг друга. Вы не поймёте – кто с вами, не побывав в его шкурке, не пытаясь узнать о нём больше, чем он даст вам. Смотрите внутрь если надо, если надо, хотя как знать.… Иногда лучше не лезть, но это вам решать: жить в неведении или же знать, но ужасную правду. Живите в неведение, вам мой совет – если вы трус, а если нет – рискните. Такие вот мысли посещали меня давно, точнее уже полгода, как я восстановился после комы и операции на сердце. С последним смириться до сих пор не могу. Я вновь терял надежду вспомнить себя прошлого и оставил попытки покопаться в голове и сегодня, просто засунул руки в карманы и поплёлся к дому, стараясь не думать – это выматывало.

Фонари мигали сегодня, будто в воздухе витала нечистая сила. Где-то в районе Стараникитской улицы я услышал девичий вопль и поспешил к источнику. Я успел добежать и первое что увидел – это как какой-то моральный урод, насел на чьё-то тело и знать не знаю, что собирался делать, но верно что-то мерзкое. В переулке стояла возня, и мне стало противно, что такие люди вовсе существуют, я накинулся на него, оттащил и бил пока он не перестал сопротивляться. Отвращение и ненависть вылезли из меня и красили его в алый цвет, а потом он валялся около каменной стены старого дома и нетрезво пытался подняться, но за такое получил ключевой удар по сопатке. Я помог девушке подняться, она не совсем поняла, что произошло, скорее всего – отключалась, потому что испуганно спросила: «Что случилось?». Она немного хромая, – тот урод её всё-таки зашиб, – дошла до стены, где он валялся не в самом лицеприятном виде, и, конечно же, взвизгнула, ужаснулась. А потом попыталась нащупать его пульс, на что я сказал: « Не трогай его – он жив». Нечего трогать всяких гадов, лучше вовсе никого не трогать, промелькнула мысль в голове.