Бессердечный граф

– Сначала графский титул, – сказал Уэстон, – потом сделка с железной дорогой, теперь вот это. Думаю, ты самый везучий сукин сын во всей Англии.

Девон смотрел на мужчину с мальчиком.

– Кто это?

Уэстон проследил за направлением его взгляда.

– А, это Вутен: привел одного из сыновей, чтобы показать машину.

Вутен склонился так, чтобы мальчик мог вскарабкаться ему на плечи, подхватил его за ноги и понес через поле. Девон смотрел вслед удаляющейся паре. Вид ребенка вызвал в его памяти другой образ. Ничего не выражающее лицо Кэтлин, озаренное светом камина, когда она сообщила ему, что ребенка не будет. Тогда он испытал только одно: непонятное ощущение пустоты. Только сейчас Девон осознал, что интуитивно надеялся на другой исход. Тогда у него не осталось бы иного выхода, кроме как жениться на ней. Он две недели жил с этой мыслью, затаившейся где-то в глубине сознания, и успел к ней привыкнуть. Нет… это не совсем так. Девон заставил себя заглянуть правде в глаза и испытал потрясение. Он этого хотел – хотел иметь предлог сделать Кэтлин своей во всех смыслах, хотел, чтобы она носила его ребенка, чтобы на ее пальце было его кольцо, а у него – все супружеские права, которые это дает. Он хотел делить с ней каждый день своей жизни.

– О чем задумался? – вернул его с небес на землю голос брата.

Девон медлил с ответом, пытаясь проследить пошагово, как получилось, что он ушел так далеко от того, кем всегда себя считал, наконец заговорил, совершенно ошеломленный:

– До того как унаследовал титул, я бы не доверил ни себе самому, ни тебе даже золотую рыбку, не говоря уже о поместье в двадцать тысяч акров. Я всегда избегал любой ответственности, потому что знал, что не смогу с ней справиться. Я такой же непутевый сумасброд и горячая голова, как наш отец. Когда ты сказал, что я понятия не имею, как управлять поместьем и что у меня ничего не выйдет…

– Да все это чушь собачья! – решительно перебил его Уэстон.

– Кое в чем ты был прав, – усмехнулся Девон, рассеянно глядя на кусок гематита в своих руках. – Но вопреки всем обстоятельствам, кажется, мы с тобой сумели принять несколько правильных решений…

– Нет, – опять перебил его Уэстон, – моей заслуги в этом нет. Ты один решил взвалить на себя эту ношу, поместье, потом сумел заключить договор с железной дорогой, который и привел к открытию залежей руды. Тебе не приходило в голову, что, если бы кто-нибудь из предыдущих графов потрудился заняться улучшением земель, как и следовало, пласт гематита был бы обнаружен десятилетия назад. Ты бы обязательно сам его нашел, когда приказал копать дренажные канавы для ферм арендаторов. Как видишь, Эверсби в хороших руках – в твоих. Ты изменил к лучшему жизнь многих людей, включая меня. А раз ты все это сделал, то уже никак не можешь называть себя непутевым. – Уэстон помолчал. – Черт, мне надо остановиться, а то я чувствую, что искренность поднимается у меня в груди, как при несварении желудка. Может, поедем домой, чтобы ты переобулся и переоделся во что-то более подходящее? Потом можем вернуться сюда, поговорить с землемерами и прогуляться по округе.

Обдумывая предложение, Девон положил камень в карман. В его мозгу главенствовала одна мысль: без Кэтлин все это не имеет никакого значения. Он должен сейчас же ехать к ней и каким-то образом убедить, что за последние месяцы он, сам того не сознавая, изменился: стал тем, кто способен любить. Боже правый, как же он ее любит, безумно любит! Но ему нужно найти способ ее убедить, а это будет нелегко. С другой стороны… он не из тех, кто пасует перед трудностями. Больше не из тех.

Он посмотрел на брата и не совсем уверенно сказал:

– Я не могу остаться: мне необходимо срочно вернуться в Лондон.

Утром в день отъезда Девона Хелен не спустилась к завтраку, а передала, что у нее мигрень и она останется в постели. Кэтлин очень встревожилась, потому что не помнила, когда Хелен в последний раз жаловалась на недомогание. Она принесла ей лечебную настойку, сделала прохладный компресс на лоб и позаботилась, чтобы в спальне было темно и тихо.

Пока Хелен спала, Кэтлин или кто-то из сестер по меньшей мере раз в час подходили на цыпочках к двери и заглядывали к ней. Она ни разу не проснулась, только вздрагивала, как спящая кошка: по-видимому, сны ее были далеко не приятными.

– Это ведь хороший знак, что у нее нет температуры, правда? – спросила Пандора днем.

– Да, – подтвердила Кэтлин. – Я думаю, ей просто нужно отдохнуть после всех волнений прошедшей недели.

– А я думаю, дело не в этом, – возразила Кассандра.

Девушка присела на край дивана с расческой и набором шпилек, положила на колени модный журнал и стала экспериментировать с волосами Пандоры. Они пытались скопировать одну из самых модных причесок: сложное сооружение, в котором пряди волос завивали и прикалывали на макушке, а на спину спускалась двойная коса шатлен. К сожалению, темно-каштановые волосы Пандоры были слишком густыми и шелковистыми и не желали держаться под шпильками, локоны выскальзывали и распускались.