Я возвращаюсь на кухню, беру свой телефон, подключаю его к модным колонкам на барной стойке и включаю лучшие хиты Rolling Stones, которые на протяжении многих лет всегда напоминали мне о Брайсе. Может, потому, что когда-то я увидела фотографию, где на нем была футболка с их изображением, а так как я мало знала о нем, то просто предположила, что он являлся их поклонником.
Через два часа большая часть вещей Брайса упакована и подписана. Девять коробок стоят в углу у входа, в основном в них обувь и одежда. Я отложила его хоккейную экипировку, потому что уверена, что в ближайшем будущем можно будет поместить ее в какой-нибудь зал славы или продать с аукциона, а деньги отдать на благотворительность.
— Кто такой Ретт Карсон? — Бостин появляется будто из ниоткуда, прислонившись к стене в коридоре.
— Боже, ты напугала меня. — Я прижимаю руку к груди. — Откуда ты знаешь Ретта?
— Я
— Что? Нет, не может быть. Дай посмотреть. — Я выхватываю телефон из ее рук и близко подношу экран к глазам. И, разумеется, вижу свое имя и фото, а рядом слова «Ретт Карсон». — Черт, черт, черт.
У моего нового статуса уже четыре лайка, два сердечка и один «LOL».
Люди, какого черта?
Я проверяю имена тех, кто поставил лайк, и сразу же понимаю, что это все «Спартанцы», которых я, должно быть, по пьяни добавила вчера к себе в друзья. Мои руки дрожат, щеки горят.
Я хочу провалиться под землю и никогда не вылезать оттуда.
— Я просто искала кое-кого вчера вечером, — говорю я и дрожащими руками отсоединяю телефон от динамиков на кухне, открываю свой аккаунт и пытаюсь найти способ удалить этот статус. — Должно быть, я случайно набрала его имя в статус вместо строки поиска.
— Кто он такой?
— Это парень из команды Брайса.
— Удали это! — говорит Бостин, размахивая руками.
— Пытаюсь!
Минуту спустя статус, наконец, удален, но уже слишком поздно.
—
— А я могу. — Бостин скрещивает руки на груди, ее розовые губы изгибаются в ухмылке. Рада, что хоть одна из нас находит это забавным. — Ты больше никогда не сможешь общаться с этими парнями.
— Неа. Никогда.
Глава 4
— Мам, я перезвоню позже, хорошо?
В понедельник вечером я стою у ледовой арены «Спартанцев». После похорон прошло уже девять дней. Сегодня мне позвонил тренер Брайса и спросил, могу ли я как-нибудь зайти и обсудить вопрос создания фонда в его честь, и когда я сказала, что могу прийти немедленно, от шока он потерял дар речи. Неужели я все еще должна пребывать в трауре? Тем более по совершенно незнакомому человеку, который терпеть меня не мог?
— Когда ты вернешься домой? — спрашивает она, еще раз подтверждая, что мама — единственный человек во всем мире, с которым чрезвычайно сложно закончить телефонный разговор.
— Я ведь уже говорила, — мягко напоминаю ей, — как только все утрясется.
Я не говорю ей, что летом Нью-Йорк прекрасен, что вчера я провела весь день с Бостин и что квартира Брайса слишком шикарна для того, чтобы позволять ей пустовать следующие пять месяцев.
— А как насчет твоей квартиры в Лос-Анджелесе? У тебя есть договор аренды, — говорит мама так, будто мне нужно напоминать об этом.
— Брайс оплатил аренду до конца года, а я все еще плачу свою половину арендной платы за квартиру, — говорю я. — Я сказала Вивиан, что буду не против, если она захочет сдавать мою комнату, но, думаю, ей больше по душе иметь маленькое любовное гнездышко с Фернандо.
Мама хихикает.
— О, перестань. Надеюсь, они не трогают твои вещи.
Я закатываю глаза. Ей-богу, у моей мамы талант создавать проблемы на ровном месте. Она просто не может остановиться. Хотя хочет, как лучше.
— Мам, я сегодня занята, — говорю я. — Люблю тебя. Перезвоню позже, хорошо?
Я завершаю звонок, прежде чем у нее появляется возможность возразить, и вхожу через парадные автоматические двери.
В справочнике справа от меня я нахожу кабинет тренера Харриса, он располагается на втором этаже. Поднимаясь по лестнице, я прохожу мимо портретов «Спартанцев», развешенных в алфавитном порядке.
O, Боже. Ретт.
Щеки заливаются румянцем, когда в памяти снова и снова отчетливо всплывает мое фиаско в «Фейсбуке». Я все еще не могу поверить, что сделала это.
Чудо, что я смогла взять волю в кулак и показаться у штаб-квартиры «Спартанцев». Я не шутила, сказав Бостин, что больше никогда не смогу встретиться с этими парнями снова.
Если бы все было так просто.
Звук шагов и мужских голосов эхом прокатывается по лестничной площадке, становясь все ближе и громче. Я украдкой рассматриваю портрет Ретта, изучая его точеные скулы, ямочку на подбородке, загорелое лицо и пронзительный взгляд синих глаз, и когда поворачиваюсь, чтобы дотянуться до перил, мой взгляд все еще прикован к его красивому лицу.