Бессилие и ужас в театре кукол (СИ)

— Из-за чего же ты повысился? — вновь заговорил сам с собой мальчик. В этот раз голос его был обыкновенен, что успокоило юношу. — Ладно, мне стоит просто успокоится. Да.

Несколько секунд он смотрел в одну точку: перекрестие серой и красной плитки, которой была вымощена дорожка. Затем Марк зевнул и, чутка задумавшись, улёгся на лавку. Она была неудобной и холодной, но в тот миг его это вовсе не заботило. Подложив под себя ладони, он лениво оглядывал дорогу, по которой бесконечным потоком двигались автомобили. Он лежал и думал о том, что внутри этих железных коробок на колёсах находятся люди. У каждого из них была своя жизнь, свои какие-то обстоятельства и причины ехать в этом вечном потоке. Или нет? Существуют ли люди за этими чёрными стёклами машин? Есть ли там кто-то? А если и есть, то человек ли это? Марк не знал и даже боялся узнавать.

Частенько мимо Юмалова проходили самые разные люди и бросали на него неприязненные и даже укоризненные взгляды. А он, в свою очередь, и не смотрел на них — просто игнорировал. Один раз кто-то остановился прямо против него и вроде как попытался завязать разговор. Но Марк либо не слышал, либо не хотел слышать и просто продолжал лежать да смотреть на дорогу, несмотря на то, что обзор его был закрыт. Скоро и тот прохожий ушёл, не добившись никакой реакции, и Марк остался один.

Шло время, город, не переставая, ходил мимо него, отчего ощущение времени у юноши размывалось. Порой его и вовсе пронзало иллюзией, будто лежал он на этой лавочке годы и десятилетия, но прошло-то от силы минут пятнадцать. И находясь в эдаком сумеречном сне, Марк совсем не заметил, в какой момент всё переменилось. В один миг к нему просто пришло осознание, что мир кругом него не совсем такой, как обычно. Задумавшись и всмотревшись в окружение, он осознал, что находился в «изнанке», но, конечно, юноша и представить не мог, как оказался в ней. Это заставило его очнуться от апатии и попытаться вскочить. Не получилось. Он был словно приклеен к этой проклятой лавке.

Теперь, когда у него был уже пятый уровень, он мог видеть ещё больше. И он увидел нечто настолько омерзительное, что тут же закрыл глаза. Все эти люди, все прохожие были облеплены толстыми нитями из вязкой чёрно-бежевой жижи, напоминающей по текстуре гной, смешанный со сгнившим мусором и кровью. Эта субстанция облепляла каждого человека, на которого падал взгляд Марка, подобно медицинским трубкам, торчащим из тела смертельно больного. Она плелась в их руках, ногах, головах, мешая им двигаться и, так казалось Юмалову, даже думать. Эти нити часто пульсировали, издавая при том булькающие и хлюпающие звуки. И все эти пульсации шли от людей вверх по нитям куда-то в небо. Направив взгляд туда, мальчик понял, что все трубки устремлялись к титанически огромному шару такого же омерзительного компота из гноя, с которого были слеплены и сами нити. Именно из него, как из клубка шерсти, вниз уползали тысячи и даже миллионы паутин, обматывающих собой людей и их души.

Всё естество Марка вопило и кричало об отвращении к увиденному, и именно потому он закрыл свои глаза, но рано или поздно их всё равно пришлось бы открывать. И он сделал это, как только собрался с силами. Раскрыв веки, Юмалов тут же бросил взгляд на своё тело. Оно так же, как и тела всех других людей, было оплетено вязкими и тёплыми жгутами, которые вдобавок ещё и вплелись в лавку, не давая юноше подняться и прижимая к ней, словно цепи преступника. Стоило ему лицезреть это, как армия мурашек выстроилась по всему его телу, а губы вжались друг в друга до тряски, однако всё это было без толку — юноша ничего не мог сделать со своим положением, кроме как плеваться от него и гримасничать. А ещё — ждать, пока действие изнанки окончится.

Через несколько мучительно долгих секунд ожидания до Марка вдруг дошло странное и неожиданное осознание того, чем именно являлись эти гадкие нити. То было отображение людской лени, сквозившей в душе каждого. Внезапное понимание этого заставило Марка задуматься и в то же время слегка успокоиться, тем не менее это была, конечно, лишь его догадка и где-то в подкорке маячило сомнение. В целом же, однако, он удовлетворился своим объяснением, а потому успокоился — неизвестность очень мучает человеческую душу, так что даже простые догадки, зачастую, спасают.