Бессильная

Мы оба смеемся, когда Китт вытирает виски, стекающее по его подбородку. Похоже, мы не отбросили нашу традицию выпивать во время этих балов, и я рад, что некоторые вещи никогда не меняются.

— Подожди... — пробормотал Китт, не сводя глаз с Энди и Джекса, танцующих с другими парами. Джекс со смехом спотыкается, его длинные ноги путаются в ступеньках, прежде чем его нога приземляется на ногу Энди. — А вот и он. Он никогда не разочаровывает.

— Выпьем, — вздыхаю я, выхватывая у него фляжку и делая глоток, который обжигает мне горло.

Китт наблюдает за мной. — Ты уверен, что тебе стоит продолжать пить, когда у тебя завтра Испытание?

— Немного веры в своего Энфорсера, брат. Я сталкивался с вещами похуже похмелья.

Когда он ничего не ответил, я проследил за его взглядом и обнаружил, что он прикован к отцу и матери, которые медленно покачиваются.

— Таким счастливым я его не видел за последние... ну, годы, — тихо говорит Китт, в его голосе исчезли все следы юмора. Я киваю в знак согласия, наблюдая, как король улыбается своей королеве так, как он делал это только для нее. Он не перестает дарить ей ту ласку, которую никогда не дарил нам. Мне.

С этой мыслью я делаю еще один глоток из фляги.

— Может быть, когда с Сопротивлением будет покончено, он станет более счастливым человеком, — добавляет Китт, небрежно пожимая плечами. — Кстати говоря, — он отрывает глаза от танцоров, чтобы посмотреть на меня, — ты выудил из Глушителя какую-нибудь информацию?

— Убил его, — отвечаю я с таким же небрежным пожатием плеч.

Его это ничуть не смущает. — Значит, нет?

Я вздохнул. — Да, это «нет».

— Хм... — Китт нахмурился. — А как насчет Обыкновенного около Лута, которого тебя послали найти? Получил ли ты тогда какую-нибудь информацию?

В голове мелькает лицо маленькой девочки, ее рыжие волосы яркие, как огонь в глазах. — Обыкновенная была ребенком. Вряд ли она знала что-нибудь о Сопротивлении.

На мгновение мы замолчали, прежде чем Китт прочистил горло. — Насколько маленьким?

— Слишком маленьким.

Он медленно кивает. — Значит, ты не прошел через это?

Я слегка напрягаюсь. Мы с Киттом никогда не говорили об этом. Никогда не говорим о том, как он нашел меня в конюшне, всего в крови и с рвотой после одной из моих первых вылазок в город, чтобы убить Обыкновенного. Я был мальчишкой, мне было всего четырнадцать, когда я лишил жизни ребенка, который был не намного младше меня. И я поклялся никогда больше этого не делать.

С тех пор король посылал меня на бесчисленные задания, и все они были частью моего обучения. Может, Китт и заперт во дворце, но я никогда не знал свободы от убийства. Я никогда не знал свободы выбора. Поэтому я возвращаю себе ту единственную крупицу здравомыслия, на которую способен, изгоняя Обыкновенных детей вместе с их семьями.

Даже если при этом я обрекаю их на смерть.

— Нет, я не пошел на это, — медленно отвечаю я, доверяя брату всю тяжесть этих слов. Ему потребовались годы, чтобы собрать воедино все кусочки, прежде чем однажды ночью он пришел ко мне в комнату, чтобы выпить, и столкнулся со мной, когда я уже не мог ни видеть, ни соображать.

Разрушение — мой долг, и король заставил меня оцепенеть от убийства. Но ради детей я заставляю себя чувствовать.

Даже у монстров может быть мораль.

Я вздыхаю, поднося флягу к губам. — Я не настолько пьян, чтобы говорить об этом сейчас.

— Я тоже. — Китт с ухмылкой выхватывает флягу из моих рук и опускает глаза на пятно на моей рубашке, словно впервые замечая его. — Что, черт возьми, с тобой случилось?

— Пэйдин. — Я снова вздыхаю. — Со мной случилась Пэйдин.

Китт хихикает, но звук натянутый. — Она определенно... что-то.

— Ты так хорошо владеешь словом, Китти.

Он качает головой и проводит рукой по лицу. — У меня даже нет слов, чтобы описать ее, но, Чума, у нее никогда не хватает слов для меня.

Мои плечи напрягаются, но я заставляю себя говорить спокойно. — Правда?

Он смеется. — Да. Она единственный человек, который не говорит мне то, что я хочу услышать, не боится высказывать свое мнение. И, надо сказать, довольно часто.

— Ты бы хотел, чтобы я почаще называл тебя дерьмом, брат? — небрежно спрашиваю я. — Это то, что я слышу?

Он лениво подталкивает меня, игнорируя мой комментарий. — У нее такой огонь. Даже назвала меня на днях засранцем.

Мои губы подергиваются, несмотря на напряжение, проходящее через меня. — Звучит примерно так.

— Странно, — тихо говорит он, обводя глазами переполненный сад. — Я знаю ее совсем недолго, и все же мне хочется знать ее дольше.

Между нами повисло молчание, его слова повисли в воздухе.

— Может быть, я ошибался, — жестко говорю я. — Возможно, вы действительно умеешь обращаться со словами.

Он поворачивается ко мне с кривой ухмылкой. — А что ты думаешь о ней, а?

Мой взгляд падает на пятно на рубашке. От меня пахнет вином, виски и слабым ароматом лаванды, который всегда прилипал к Пэйдин. А с учетом того, как она прижалась ко мне сегодня вечером, ее сладкий аромат просочился в мою одежду, чтобы отвлечь меня.

Что я думаю о ней?

Когда я не думаю о ней?