Бессильные мира сего

- Л. Д. П. - Тенгиз нарисовал в воздухе три буквы с точками. - Лучший Друг Президентов.

- Кто-нибудь из наших? - догадался Роберт.

- О да! И не кто-нибудь, а Серега Вагель.

- А... "Идеальный бодигард". Я с ним незнаком.

- Естественно, он никогда с нами не общается. Вернее, редко.

- Куда уж реже. Никогда.

- Это с тобой - никогда. А с нами, с простыми людьми, - редко, но все-таки общается.

- Что ж он его не спас, если он "идеальный"? Или он только по президентам специалист?

- В том-то и проблема, блин. В том-то и проблема! Видимо, против лома нет приема.

- "Нету лучшего приема, чем сидеть все время дома", - процитировал Роберт, и они снова замолчали.

По коридору прошуршала (справа налево) еще одна монахиня в клобуке и с толстой пачкой бумаг на согнутой руке. Тихо было, как в приемной какого-нибудь самого высокого превосходительства, но как ни напрягал Роберт слуха, ни звука не доносилось теперь из палаты, и совершенно невозможно было представить себе, что там делает этот странный чудо-инвалид в синем халате, исполосованном серебряными драконами.

Тут Роберт вдруг, ни с того, ни с сего (а в общем-то понятно почему) вспомнил давний разговор, который имел место между сэнсеем и человеком, которого прислал Аятолла, - разговор по поводу Интеллигента, которого они, впрочем, дружно и не сговариваясь, называли "наш Профессор". "В экономике наш Профессор обладает скорее убеждениями, нежели познаниями", - сказал тогда человек Аятоллы. И сэнсей вежливо заметил, что это звучит, как цитата. "А это и есть цитата", - заметил человек Аятоллы (лощеный, длиннолицый, длиннорукий, вообще длинный, безукоризненно вежливый, весь с иголочки - от лакированных штиблет до употребляемых цитат). "Но, однако же, согласитесь, - к месту". - "Вот как? И откуда же это?" - "Представьте себе, не помню. У меня странная память: я хорошо запоминаю тексты, но совершенно не помню ссылок". Тут сэнсей посмотрел на Роберта, и Роберт не подкачал: "Андрэ Жид. "Подземелья Ватикана". Перевод Лозинского. Цитата не совсем точная". "Спасибо", - сказал ему сэнсей и снова обратился к человеку Аятоллы и к теме разговора: "Но ведь ему и не надо обладать познаниями, нашему Профессору. Достаточно убеждений. Он же политик, а не экономист". "Мы придерживаемся ровно такого же мнения", - мгновенно откликнулся человек Аятоллы, и они, видимо, заговорили о деталях (и теперь понятно, о каких: как поэффективнее настрополить беднягу Резалтинг-Форса) - во всяком случае, Роберт был тут же отослан готовить кофе по-турецки...

- Все равно жалко, - сказал вдруг Тенгиз.

- Конечно, жалко, - согласился Роберт. - Он столько намучался, бедняга, и все коту под хвост. Но зато он научился поворачивать трубу!

- Какую трубу?

- Большого диаметра.

- Да я не о нем! - сказал Тенгиз с досадой. - Блин. С ним все ясно. Я о бедолаге этом, о Ядозубе. Хотя я все знаю про него. Больше вашего. Он был тот еще фрукт... Знаешь, он однажды вдруг при мне пустился в рассуждения: почему вот он с удовольствием смотрит на щенят и на котят, а от детишек, любых, его тошнит? Почему больную собаку жалко ему до слез, а бомжа какого-нибудь ну нисколечки. Старуха, говорит, прогуливает своего мопса, старого, как египетский сфинкс, уже оцепенелого совсем, - мопсу я сочувствую, а старуху в гробу видел и то с отвращением... Я ему сказал тогда: ты просто, наверное, очень любишь животных, Олгоша дробь Хорхоша? И знаешь, что он мне ответил? "Нет, - сказал он. - Я просто очень не люблю людей. Совсем не люблю. Никаких". И при этом он смотрел на меня как на кучу свежего говна. Нисколечки не стесняясь и даже с вызовом.

- Да-а, прелесть какой симпатичный был человечек, мир праху его. Только вот зачем ему понадобилось гробить Интеллигента?

- Это ты меня, блин, спрашиваешь?.. И откуда ты, собственно, взял, что он кого-нибудь вообще гробил? Может быть, он таким вот, блин, сложным образом самоубился?

- Это возможно? - осведомился Роберт.

- Откуда, блин, нам знать, что возможно, а что невозможно, когда речь идет о хомо сапиенс? На мой взгляд, например, так помнить все на свете, как ты помнишь, - вот это, да, действительно невозможно, блин. Или управлять тараканами, как наш Вэлвл.

- Понял. - Ну?

- Все. Понял тебя. Понял, что ты хочешь сказать... Минуточку.

Роберт поднялся. Слева приближался потенциальный противник - скорым шагом, энергично, напористо - и за спиной его, словно хоругвь, словно некий рыцарский плащ, вился и трепетал по воздуху серебристый шлейф, какое-то легкое, полупрозрачное, мерцающее покрывало: довольно толстый рулон этой серебристой материи он держал в обнимку обеими руками, будто ребенка. Выглядело все это довольно странно, но Роберту было сейчас не до деталей, пусть даже и странных, - он устремился к двери и встал в проеме.

- Мне только передать, - сказал вражеский бодигард с интонацией неожиданно просительной. Роберт мельком отметил, что он нисколько не запыхался, словно не шел только что быстрым шагом, почти, можно сказать, бежал. И выражение лица у него обнаружилось вполне человеческое, а вовсе не волчье, как давеча. И вообще...