— Мой отец застрелился перед цесаревичем, — поясняет Алла. — Владимир выражал скорбь, что не смог ему помешать. Но я прекрасно знаю — пистолет отца лежал в нижней полке стола под папками с документами. У него бы не вышло мгновенно достать оружие, снять предохранитель и приставить к виску. Наследник десять раз мог метнуть воздушную стрелу, сбив оружие из рук. Тем более — не глупо ли доставать оружие в присутствии сына императора? Любой посчитает это за признак покушения. А Владимир вот не посчитал, не побеспокоился за свою жизнь, не контратаковал воздушной техникой. И это не все мои доводы! Новой главой рода Настьевых и нашего Дома стал мой дядя. И он уже объявил о многомиллионном контракте с Росимуществом. Государственно-частное партнерство. Наш телевизионный канал признается имперским и получит субсидии. Якобы контракт давно готовился, даже на договоре стоит прошлогодняя дата, но от отца я о нем не слышала. В то же время расследование почти завершено, документы по делу готовы. Безопасников Дома даже не подпустили к цесаревичу, якобы представители полиции уже допросили его. Предварительный вердикт — суицид.
Княжна замолкает и жадно пригубливает из чашки — смочить горло.
— Не знала, что цесаревич находился в кабинете Стефана в момент его смерти, — задумчиво говорит София. — Вся информация по делу закрыта. И как же ты хочешь уберечь Артёма? — и вдруг до княгини доходит. — Вот почему ты выступила в Сенате против него! Хотела, чтобы Артём провалился на чтении законопроекта и угроза его жизни от цесаревича исчезла бы сама собой.
Переход на «ты» Алла принимает без возражения.
— Владимир не пожалел моего отца. Князя! А Бес не имеет ни титула, ни влияния. Но он не отступится, — княжна подается вперед. — Отговори его продвигать ваш закон. Ты же можешь!
— Глупенькая, — вздыхает София снисходительно, по-матерински. — Пока не наломала дров, послушай внимательно. Не бери на себя лишнего. Отговорить Беса от его решений невозможно. А будешь пытаться — он отвергнет тебя, и больше ты его не увидишь. Твою своенравную акцию в Сенате он простил по одной причине. Для Беса нет ничего важнее семьи. Будь у тебя любая другая причина, а не смерть отца, твое милое личико уже послали бы далеко и надолго.
— Что же нам делать? — в глазах Аллы паника.
София беззаботно улыбается:
— Довериться своему мужчине.
Через три часа прилетаем в Темир. Всю дорогу Сербина, конечно, липла, пришлось снова шлепнуть ее по заднице, чтобы она, взвыв, перенесла свои лапанья на ушибленное место. И чего ей постоянно неймется? Уверен — сексуальной неудовлетворенностью не страдает. Даже на лысенькую мужики засматриваются сто процентов. Скорее, всё еще пытается захомутать меня своей ангельской изврат-магией. Ну, успехов.
На выходе из аэропорта нас с пернатой и ее телохранителями забирает трансфер. Едим прямиком во дворец князя. Сербина заранее предупредила Умалата встречать гостей. В дороге невольно засматриваюсь на окружающие со всех сторон зеленоватые горы, исчерченные желтыми обрывами. Высоко-высоко сверкают бахромы из снегов.
Купы высоких чинар уступают место городским постройкам, и мы подъезжаем к большой каменной башне — резиденции князя. Часть княжеских слуг помогает разместиться молодцам Сербины, пара лакеев же проводит меня и пернатую внутрь башни. Встроенный в средневековую постройку лифт доставляет нас на пятый этаже. Заворачиваем за поворот и через широкие деревянные двери попадаем в просторный кабинет.
— Не чаял вас так скоро увидеть, — Умалат совсем далек от кавказского добродушия. Сидит за столом насупленный как черный боров.
— Неделя прошла, Ваше Сиятельство, — я тоже невежлив. — Бородовы прислали меня разобраться за вас с вашей проблемой.
Кажется, сейчас в меня швырнут бронзовой чернильницей. Но спустя секунду рука князя отдаляется от антикварного письменного прибора — видимо, очень дорогая вещица.
— Ты всего лишь мальчишка, — рычит Умалат. — Не знаю, какой у тебя уровень контроля живы, но я не позволю сопляку рисковать жизнью моей дочери!
Вот сейчас обидно было.
— Предлагаете задействовать Третье отделение? — вскидываю я брови. — Надоело быть валией княжества? Готовы отдать свой народ в полное распоряжение Армии?
Опять мы меряемся острыми взглядами, и походу так до вечера можем дырки друг в друге прожигать.
— Почему нельзя сначала вызволить вашу дочь из плена? — тихим голоском спрашивает Сербина. — А потом разобраться с наркоторговацами?
Князь наконец умеряет гнев.
— Дочь заточена в гареме дома моего четвероюродного деда. Едва мы попробуем вывести Амину — его люди откроют огонь на поражение. В первую очередь по Амине. Она только Ученик и не продержится под шквалом пуль.
— Вывести не проблема, — заявляю я. — Сомните листок на вашем столе.
Умалат не торопится, но делает, как сказано. Накрываю документ Бригантиной, и пальцы князя лишь стучат по защитному полю. С недоумением Тарковский достает из-за пояса изогнутый нож. Острая сталь так же не приносит вред бумаге.
— Что это за техника? — князь переводит озадаченный взгляд на меня.