Бесславие. Преступный Древний Рим

Тут император останавливает стражников и еще раз подзывает Аппиана к себе.

: Теперь ты хоть понял, с кем говоришь?

: Да, понял, с тираном.

: Нет, с императором!

: Отец твой Марк Аврелий был хорошим императором, ибо славился мудростью, рачительностью и добронравием. А ты обладаешь ровно противоположными качествами — деспотичностью, криводушием и жестокосердием.

Занимательно, но едва ли подобные словесные дуэли были тогда в ходу, и уж тем более они не являлись нормой. Да и не может отдельный пример столь отчаянного фрондерства служить опровержением тезиса о том, что критика императора выражалась на практике главным образом в распространении слухов.

Но императоры действительно делали всё возможное для того, чтобы знать, что о них говорят, и даже рассылали с этой целью агентов и шпионов в провинции. В частности, Аммиан Марцеллин описывает, как «один имперский агент в Испании, будучи приглашен на пир» к местной знати, превратно «злостно истолковал» ритуальный возглас слуг, с наступлением темноты внесших свечи: «Да победим!» — Так принято было в тех местах всякий раз отдавать дань должного победе света над тьмой, но агент счел возможным расценить эту дежурную фразу как сигнал к восстанию против императора (Римская история, XVI.8.9). Понятно, что двигало им желание выслужиться перед императором, предъявив «результаты» своей работы в виде «раскрытого заговора», но сам факт, что представленная тайным агентом версия и интерпретация событий была принята, указывает, насколько чувствительными и подозрительными бывали императоры, в результате чего, надо полагать, было истреблено далеко не одно знатное семейство. Помимо сбора агентурных данных, в Риме, судя по рассказам, широко использовались и провокации против простодушных граждан: «Подсел к тебе воин в гражданском обличье и давай ругать цезаря, после этого ты, как бы получив от него в залог доверия то, что он первым начал поносить, говоришь и сам всё что думаешь, после этого тебя связывают и уводят» (Эпиктет, Беседы, IV.13.1–5).

Некоторые императоры, однако, больше полагались не на засланных агентов и не на провокаторов, а на delatores — «доносчиков», которые вынюхивали малейший намек на измену и немедленно сообщали куда следует. Домициан без стеснения использовал рабов из домашней прислуги для выведывания всего, что творится за закрытыми дверьми владений их господ. Это было весьма удобно, поскольку рабы в имениях богатых и влиятельных граждан были вездесущими, всевидящими и прекрасно заменяли современные системы видеонаблюдения. Ювенал сетует на болтливость слуг, разглашающих все секреты хозяев и вдобавок еще и распускающих о них самые нелепые слухи. «Разве секреты богатого человека могут сохраниться в тайне?» — саркастически вопрошает он. А поскольку сплетничают и наговаривают на хозяев рабы из чистой мстительности, то и поделать с этим ничего нельзя, разве что научиться «жить честно и прямо <…>, чтоб рабов болтовню презирать нам» (Сатиры, IX.102–119)[55].

Вероятно, все императоры в той или иной мере использовали тайных осведомителей и доносчиков, причем вознаграждения преуспевшим информаторам причитались весьма щедрые: они получали часть конфискованного имущества приговоренных на основании их доносов, — но такой подход, разумеется, вызывал проблемы. Во-первых, приводил к самым разным оговорам, а во-вторых, как в случае с рабами, несущими свечи, — к ложным обвинениям на основе превратного истолкования фактов. Помимо алчности мотивами ложных доносов нередко оказывались: сведение счетов на почве личной неприязни или застарелой вражды с человеком и его семьей; стремление выслужиться перед властями; сделать политическую карьеру. Вероятно, были среди осведомителей и искренние слуги императора, считавшие доносительство исполнением своего гражданского долга. Но чаще всего доносчиками двигали самые низменные мотивы.