Бесславие. Преступный Древний Рим

Похоже, элита и простые римляне очень по-разному воспринимали жизнь низшего класса. Настенная роспись в типовых и весьма убогих забегаловках Помпей пестрит сценами, вероятно, привычными для завсегдатаев. Основная тема — всяческие удовольствия от выпивки и сопутствующих ей утех: вот мужчины за столом; вот они заказывают еще вина; а вот уже и флиртуют с обслугой (и даже заходят дальше); и непременно — множество сюжетов на темы азартных игр. Среди последних, правда, преобладают зарисовки стычек между игроками, так что законодатели, возможно, были правы, относя игру в кости к издержкам кабацкой культуры. В одном из множества трактиров, обнаруженных в Помпеях, который получил условное обозначение «трактир Сальвия» (Caupona di Salvias), в финальной сцене настенного «комикса», хранящегося ныне в Археологическом музее Неаполя, пара игроков в кости схватились между собой, а содержатель заведения торопится вытолкать их на улицу со словами: «Хотите драться — пошли вон!» Можно ли считать подобные стычки карикатурным отражением острого соперничества между группировками местных плебеев? Можно ли трактовать их как проявление яростного желания самоутвердиться за счет выигрыша у менее удачливого товарища? Поздний историк Аммиан Марцеллин, к примеру, прямо так и заявлял, что в Риме прочны только те дружеские отношения, которые возникают в ходе азартных игр (Римская история, XXVIII.4.21). Кроме того, в тавернах распространялись сплетни и слухи, и это служило дополнительным стимулом к принятию законов против таверн. Мы уже видели, что любое скопление народа считалось подозрительным. Потому таверны и слыли рассадниками контркультуры в классическом значении этого слова, означающем злоумышление против установленного порядка.

Но при всем обилии законодательных ограничений соблюдались они, похоже, крайне слабо, а словесные нападки на таверны и формальные ограничения на меню и увеселения служили скорее для того, чтобы образованная элита, что называется, выпускала пар. Громы и молнии в адрес уличных заведений указывали на то, что высшие классы боялись потерять контроль над народными массами в огромной столице. Ресурсов для последовательного проведения в жизнь всех ограничений было недостаточно, и санкции в отношении отдельных нарушителей носили показательный характер. Огромное количество таверн наводит, однако, на мысль, что все усилия регламентировать их деятельность оставались тщетными. Отсюда и бессильная злоба высших классов, проступающая в юридических, публицистических и литературных памятниках и вызванная прежде всего беспокойством из-за обилия очагов альтернативной культуры.

На первый взгляд может показаться странным, что параграф, посвященный вопросам женской преступности, включен в главу о преступлениях против нравственности. Но в представлении римских граждан мужского пола поведение женщин было настолько тесно связано с их моральными качествами, что и совершаемые ими преступления описывались исключительно как проявления безнравственности. Порой даже затруднительно вычленить фактический состав инкриминируемых некоторым женщинам противоправных действий. Понимание того, что есть женская преступность, отражало мужские представления о том, на что способны женщины. В современном западном мире на долю мужчин приходится около трех четвертей тяжких преступлений, в то время как женщины чаще попадают на скамью подсудимых по относительно легким обвинениям — в мелких кражах, мошенничестве и т. п. Хоть сколько-нибудь надежной демографической статистики древнеримской преступности в нашем распоряжении не имеется, но при чтении письменных источников складывается впечатление, что римлянки значительно чаще оказывались в роли потерпевших, нежели обвиняемых, и, как и сегодня, в основном отваживались на преступления, не относящиеся к особо тяжким.

Римлянки, вероятно, совершали правонарушения даже значительно реже, чем современные женщины, поскольку в семьях за дочерями следили неусыпно и не давали им, что называется, разгуляться, в отличие от сыновей. Не исключено, что и стимулов к добродетельной жизни у женщин было больше, нежели у мужчин. Чтобы преуспеть в диктуемой обществом роли матери и домохозяйки, женщине нужно было гарантировать себе незапятнанную репутацию на протяжении всего жизненного пути. А для того, чтобы являться доброй и послушной дочерью, завидной невестой для перспективных женихов, заботливой матерью и достойной воспитательницей своих детей, женщине на каждом этапе приходилось контролировать себя значительно жестче, чем должны были мужчины того же круга, и позволять себе значительно меньше, чем они. С этой точки зрения якобы наблюдаемый рост женской преступности отражает более низкий уровень семейного и социального контроля над девочками и молодыми женщинами, нежели тот, который имел место еще одно-два поколения назад.