Бесследно исчезнувшая

У Анники имелись документы того же рода. Названия фирм ей ни о чем не говорили, Lindberg Investment AB, Соллентунская подрядная компания, Viceroy Investment Inc. Она открыла последнюю папку. Сейчас она приближалась к дате публикаций в средствах массовой информации. Первая квитанция представляла собой еще один огромный счет, теперь из «Элдсбака Крога», датированный октябрем семь с половиной лет назад. На тот момент это был единственный ресторан в Швеции, имевший две звезды в справочнике Мишлена. На ужине присутствовали двое, они ели изысканные блюда и пили невероятно дорогие вина. Она перевернула тонкую бумагу и прочитала имена участников: Ингемар Лерберг и Андерс Шюман.

Ее рука замерла в воздухе.

Андерс Шюман?

– Ты веришь, – сказал Вальтер тихо, – что кто-то из инвесторов сделал это? Отказался от всех своих денег?

Анника какое-то время таращилась на имя на обратной стороне счета, потом перевернула его и проверила дату.

28 октября. Всего за две недели до того, как посыпался град публикаций.

Она закрыла папку.

– Выглядит немного неубедительно. – Анника посмотрела на Вальтера. – Его фирма сегодня ведь хорошо держится на плаву.

– И что все это значит? Будем мы писать об этом? О его банкротствах? Или ресторанных счетах?

Анника посмотрела на стену.

– Не сейчас в любом случае, – ответила она. – Мы же не можем пачкать грязью его имя, когда он пребывает между жизнью и смертью.

– Но если он выкарабкается? Тогда мы напишем?

Анника почувствовала внезапно и слишком явно, что квота в части журналистской этики на сегодня исчерпана. Она поднялась, отряхнула куртку и надела ее.

– Пожалуй, – сказала она, – сейчас мы уходим.

Андерс Шюман наклонился и выдвинул самый нижний ящик архивного шкафа, занимавшего одну стену его кабинета. В нем лежали папки и бумаги. Документы. Записи, в алфавитном порядке, обо всем на свете, начиная с правительственных кризисов и сокращений в оборонительных силах и заканчивая муниципализацией средних школ.

Он простонал.

Она должна находиться где-то здесь. Он был абсолютно уверен, что сохранил ее. Он ведь наверняка сделал это?

Шюман ногой вернул ящик на место и сел за письменный стол. Он начал поиски с тумбы, особо не надеясь найти старую видеокассету именно здесь. Он достаточно хорошо знал, что лежит в ящиках. В отличие от стоявшего у стеклянной стены буфета, книжных полок и архивного шкафа, о чьем содержимом в данный момент не имел столь четкого представления. Боже праведный, чем он только не занимался за все годы: политикой, и борьбой за власть, и коррупцией на всех уровнях, но так и не нашел старой видеокассеты с записью документального фильма, некогда принесшего ему журналистский приз. Дома ее тоже не было, это он знал наверняка. Когда жена решила избавиться от всего подобного несколько лет назад, она спросила, нет ли у него желания оставить что-либо, он пообещал ей подумать немного позднее, но, поскольку так и не сделал этого, она в конечном счете выбросила все вместе. Ничего страшного, подумал он тогда. Ведь все, имевшее отношение к его трудовой деятельности, есть у него на работе. Так он считал.

Но куда же, черт побери, подевался фильм?

Он поискал среди классики «Открытого архива Телевидения Швеции», но там явно не нашлось для него места. В архиве на его прежней работе фильм, конечно, имелся, но сегодня там уже никого не застать, а если бы он захотел купить копию, на это, вероятно, ушло бы несколько недель и немало денег. Но, прежде всего, на телевидении обратили бы внимание на это дело и поняли, что тема внезапно снова стала актуальной.

«Нельзя будить спящего медведя», – подумал Шюман. Хотя стоило задаться вопросом, насколько крепко зверь спал в настоящий момент. Последний опус на «Свете истины» набрал уже пятьсот девяносто комментариев. Все, за десятком исключений, ненавидели его. Он прочитал все написанное о нем.

Как он понял, внезапно подробности жизни Виолы Сёдерланд стали известны всем и каждому. Пятьсот восемьдесят комментаторов знали с вероятностью в сто пятьдесят процентов, что он откровенно солгал в своем творении, и старая миллиардерша была с гарантией мертва, и уже в течение двадцати лет. Минимум. Вопрос состоял в том, а не успела ли она покинуть мир живых еще в те последние годы, когда топила собственную компанию. Ее фирма недвижимости «Шпиль Золотой башни» появилась на волне нового, нерегулируемого капитализма в конце веселых 80-х, когда банкам отменили верхнюю планку кредитов, и для людей с менталитетом хапуги наступили счастливые времена. Виола Сёдерланд занимала деньги и покупала недвижимость, которую потом закладывала, а на вырученные таким образом средства покупала недвижимость снова и закладывала ее опять, при горячей поддержке, помимо прочих, своих компаньонов Линетт Петтерссон и Свена-Улофа Виттерфельда. И так она продолжала до тех пор, пока мыльный пузырь в один прекрасный день не лопнул, и «Шпиль Золотой башни» не рассыпался, как карточный домик.