Бессмертие

Цель ясна, снаряд послан, цистерна горит. Паровоз, фыркнув белым паром, старательно заработал могучими кулаками кривошипов. Машинист благоразумно уводил его от огня.

Ожили, зашевелились башни бронепоезда. Тупые рыла орудий обеспокоенно обнюхивали воздух. Кузоватов понимал: «нюхают» они далеко не вслепую. Ведет их острый настороженный глаз придела. А цель — танк Кузоватова. Может, сразу и не обнаружат — машина скрыта за станционными строениями. Но Кузоватов вовсе не собирался, сделав один-единственный выстрел, прятаться и уходить. А после второго, третьего снарядов его непременно найдут.

Гвардии сержант навел перекрестье прицела на цистерну, которая стояла позади опасных башен. Выстрел. Попадание. Взрыв. Еще выстрел — еще одна цистерна брызнула жидким огнем, окуталась черным дымом. Бронепоезд больше не был опасен.

Солдаты, выгружавшие тяжелые ящики, бросились врассыпную. С водокачки по танку хлестнул длинной очередью пулемет. Снаряд — по водокачке… Пулеметом — по бегущим немцам. Снаряд, еще снаряд, много снарядов — по вагонам, цистернам, опять по вагонам. Черный дым пополз над станцией, над горящими, то и дело взрывающимися составами, заполз и в танк. Стало трудно дышать. И почти ничего не видно. Вот тут и случилось несчастье. С торжествующим криком: «Заняли станцию! Заняли! Ага, знай наших! Дайте и мне, ребята, глянуть!» — внезапно распахнул люк третий член экипажа — заряжающий, смелый и верный товарищ. Высунулся из танка так быстро, что Кузоватов никак не мог этого ожидать. Нужно было остановить, приказать… Он, командир, гвардии сержант Кузоватов, он отвечает за экипаж, за танк. Значит, что-то он упустил очень важное. Значит, хороший он артиллерист, но плохой командир. При лейтенанте никому бы и в голову не пришло такое самовольство. Теперь вот в голову пуля…

Кузоватов сердито смахнул с рукава серые жирные хлопья копоти и полез в танк.

— Ну, что, как там? — встретил его Вишневский.

— Плохо дело, — вздохнул Кузоватов. — Слушал, слушал, ничего утешительного не выслушал. Далеко бой. На самой еще окраине этого, будь оно проклято, местечка. Короче, если наши и продвинулись, то совсем немного. А еще короче — сидеть нам тут и загорать.

— Ты думаешь, немец нас в покое оставит?

— Сомнительно. Очень он на нас зол, много мы ему на станции наковыряли. Опомнятся, начнут искать — найдут.

— Может, попробуем, а? — одновременное надеждой и сомнением произнес Вишневский.

— Что, прорваться обратно? Не выйдет, не выпустят нас. Да и нельзя нам, неправильно это. Задачу мы выполнили? Выполнили. Станцию заняли? Заняли.

— Уж и заняли, одним танком-то, да и тот в кустах спрятали, — усмехнулся Вишневский.

— Пусть не заняли, — согласился Кузоватов. — Но эшелоны побили, бронепоезд сожгли? Что есть, то есть. Станция наша. Не можем мы ее оставить. Ты знаешь, какой занозой мы тут сидим у немцев в самом неудобном месте! Они-то не знают, что мы всего одной машиной на станции орудовали. Может, думают, тут во сколько танков! Может, на нас силы оттягивают. Может, нашим от этого полегче будет. Скорее прорвутся, скорее к нам же на помощь придут.

— Обнаружат — чем воевать-то будем? Двое нас.

— Двое? Отчего двое. Ты да я, да танк, да пулемет, да еще пушка — пятеро уже набирается.

— Тебе все смешки, — обиделся Вишневский. Как из пушки-то стрелять будешь. На месте стоять — враз подобьют. Ежели я маневрировать стану, кто тебе заряжать будет?

— Заряжать некому, да, по правде говоря, и нечем Один снаряд и остался. Я его уже на место поставил. Если что — стрельну.

— Стрельнешь, а потом?

— А потом суп с котом. Чего ты, Вишневский, разнюнился. Дрейфишь, гвардеец. Дай лучше что-нибудь пожевать. От этой гари в глотке пакость одна.

— Ты гвардейца не трожь. Хочу уяснить все до конца. Если драться — чтоб с понятием, ежели умирать— так с толком.

— До конца еще далеко. Дай, говорю, поесть.

Крупный град внезапно застучал по броне.

— Что такое! — воскликнул Кузоватов и бросился к смотровому прибору.

По-над насыпью, прямо на танк бежали немцы. Откуда-то сверху, должно быть, с насыпи, бил, не переставая, пулемет.

— Ах, сволочи, нашли!

Последний снаряд послушно лежал в казеннике.

«Хорошо, что остался как раз осколочный. Свинтил я колпачок или нет», — подумал Кузоватов, нетерпеливо наводя прицел в самую гущу наступающих врагов.

— Вишневский, пулемет!

Грянул выстрел. Сердито, с надрывом забился пулемет. Немцы, те кто не упал, пригибаясь, карабкались вверх по насыпи.

Поле боя осталось за танкистами.

— Ненадолго хватило боевого духа у фрицев, — усмехнулся Кузоватов и вдруг почувствовал бесконечную усталость. — Но ушли они, как я понимаю, не совсем, — сказал тихо.

— Теперь держись, Иван Онуфриевич. Сейчас долбать начнут.

Кузоватов успокоенно прикрыл глаза. Голос Вишневского звучал твердо и бодро. Таким, только таким уже много месяцев знал он своего боевого друга.

Тягучий свист, громкий шелест явно тяжелого снаряда пронесся над танком.

— Ого, это посерьезнее, — сказал Вишневский.

— «Тигр»! — воскликнул Кузоватов. — «Тигра» на нас пустили.

Просвистела еще одна болванка.