Бессмертие

Так прошли немало, но, сколько бы ни прибавлять шагу, он подумал, что до города не скоро доберутся. Дойти бы к вечеру до Байткургана, переночевать у знакомого чайханщика, друга Кадыра-ака.

Салима посмотрела на его могучую спину и вдруг велела:

— Остановитесь! Садитесь на коня.

В этом был смысл, и он закинул ногу в стремя и устроился на крупе Серого, сзади девушки.

— Ой! — сказала она, когда он обхватил ее руками.

— Если не держаться, упаду…

— Я сяду сзади!

— Замучаетесь на крупе…

Он ослабил свои невольные объятия, и час ехали молча.

Салима как будто привыкла к его рукам, немного словно говорили о зиме, о добродушном нраве Серого и о чем-то еще… К вечеру впереди показались домики кишлака, и Масуд с удовлетворением подумал: «Ну, вот и Байткурган…» Из трубы чайханы валил дым.

Едва он соскочил с коня, Салима попросила:

— Помогите и мне слезть.

Джурабай-ака вышел встречать гостей в рыжем тулупе, в платке поверх тюбетейки. Масуд познакомился с ним, а он спросил:

— Замерзли, доченька?

— Только ноги…

— Не время путешествовать в горах! Могут и волки встретиться, да, да! Хорошо, что добрались… У меня хоть и не дом, а лачуга, но сандал горячий. Как там Кадыр-ака, учитель?

— В школе работает. Душа человек.

— А Умринисо?

— Помогает ему. Тетя Умринисо всем нам как мать. Кормит, поит, одежду штопает…

Для Салимы эхо все были не простые слова, а теплое дыхание мира, который она оставляла. Неужели навсегда?

— Спички есть, учитель? Заходите в лачугу, зажигайте лампу, а я коня под навес поставлю…

— Заботливый человек, — сказала Салима про Джурабая-ака.

А чайханщик скоро принес в домик, действительно похожий на лачугу, совок с углями, чайник чая и две лепешки под мышкой. Пока молодые люди ели, чайханщик спросил:

— Нашли убийц?

— Можно сказать, нашли… Но не всех еще поймали.

Чайханщик рассказал, что в ту ночь, когда убили второго учителя, он как раз был в Ходжикенте, в гостях у Кадыра-ака. Ведь что случилось перед пятничным базаром. Приехал по базару побродить, пополнить свои запасы, а тут такое! Все переполошились. Салахитдин-ишан о том и в мечети речь держал.

— Что сказал ишан? Про учителя Абиджана.

— Про учителя Абиджана? Черти его одолели! И все. За грехи, мол, смертные.

— Так и сказал?

— Так, сынок. Своими ушами слышал.

— Слышите, Салима?

— Да…

— А еще что, Джурабай-ака?

— Ну, как всегда… У нас один учитель — бог. А неверных черти одолеют! Всех!

— Мы с вами у него неверные, Салимахон.

За разговором поели, выпили чаю, и Масуд пошел взглянуть на коня, а Джурабай-ака закрывать ворота двора. Салима же убрала скатерть, разворошила угли в сандале, натянула на себя одеяло по грудь и задумалась. Ночь впереди… Пусть Масуд ложится и посапывает, а она будет сидеть вот так и смотреть на его лицо. Спящий, он не заметит ничего. Как, впрочем, и бодрствующий не замечал. Она просидит всю ночь, любуясь им. Напоследок…

…Проведав Серого и растерев его соломенным жгутом, Масуд зашел в чайхану. В длинном зале в ряд вытянулись деревянные сури под желтым светом лампы, подвешенной к потолку. На сури никого не было, чайхана пуста, но Джурабай-ака заваривал чай у самовара, поддерживая его горячим.

— Ведь никого же нет!

— Разве угадаешь? — Джурабай-ака выпрямился и вытер руки о полотенце. — Вот, вчера ночью… только хотел уйти домой, смотрю, вваливается один… Не знаю, как доехал, если и сидел в седле, то очень криво… Хотел его чаем отпоить, а он потребовал еще водки. Да так по-хозяйски. Кричал, деньгами швырялся!

— Совсем незнакомый? Вы его не знаете, Джурабай-ака?

Чайханщик помедлил и вздохнул.

— По-моему, это Шерходжа. Баловник Нарходжабая…

— Почему сразу не сказали?!

— Не хотел девушку пугать… Да и не уверен я, что это он и есть. Ничего не могу сказать в точности, простите меня, учитель. Я ведь не видел Шерходжу вот так, как вас, в глаза. Только по рассказам сужу… А последнее время он скрывался, говорили, далеко, а оказалось… И Халмат, и сестренка… Ай-яй-яй! Одним ножом их убил. За что? Он и есть, черт!

— Расскажите подробней, Джурабай-ака, что делал этот человек?

— Я сказал, водки просил. Дал ему холодной воды из ведра пиалушку, вот, мол, тебе водка, он выпил половину, а половину выплеснул и давай еще хлеще ругать меня. Такой-сякой! Я тоже разозлился, кричу, здесь не кабак, а чайхана для людей, а он талдычит свое. Я взял, вышел. Вернулся через минуты три, а он — храпит. Вон на той сури. Так и прохрапел до рассвета. Ну, я дал корма его коню, сам остался на ночь, не бросать же его одного, кем бы ни был!

— А на рассвете?

— Быстро собрался. Дал целый червонец за ночлег и уехал.

— Куда?

— Ни слова не сказал. Сразу уехал. Даже чаю не выпил.

— А вообще был какой-нибудь разговор?

— Никакого.

— Обычно рассказывают, откуда едут и куда…

— Не рассказывал.

— Скажите мне, есть где телефон в Байткургане?

— У начальника милиции.

— Там и дежурный должен быть сейчас… Я пошел. Прошу вас, Джурабай-ака, не оставляйте девушку одну, задержитесь тут. И не говорите ей ничего, пусть она отдыхает…