Бессмертие

— Солнце еще высоко было…

— Угу, — Трошин сделал себе заметку в блокноте.

— А что он говорит? — спросил Исак.

— Одно твердит — приехал Кариму убить, за измену баю.

— Вот бестия! У нас двое детей. Где же он шесть лет был? Чего шесть лет ждал? Все врет!

— Да… Сшито крепко вроде бы, но белыми нитками. Скажите мне, бывают люди в саду Нарходжабая?

— Дочка Дильдор… Жена Фатима-биби…

— Нет, мужчины.

— Мужчин сейчас там быть не должно.

— А следы есть… И разные. У арыка, вроде там умывался кто… свежие следы. Натоптали. В другом месте, похоже, грызун холмик нарыл. На него наступил сапог. Земля сухая, следов не увидишь, а тут сапог хорошо отпечатался, я даже мерку снял… — Трошин раскрыл блокнот и показал отметки на развороте верхней и нижней страниц.

— Мог и прохожий забрести на отдых. Случайный след, может быть.

— Конечно, но проверить не грех… Я — дотошный, — Трошин улыбнулся и попросил привести Нормата в эту комнату, где все же было не так сумеречно и сыро, как в подвале.

Уходя, Исак предупредил, что от Нормата всего ждать можно, с ним все время нужно быть наготове.

— Я поставлю часового на улице, — сказал Батыров.

А Масуд так и не пришел. Видно, был занят, увлекся. Масуд — с людьми, для которых старались все.

Привели Нормата. Он надулся, сгорбился, Одним видом показывал, что ничего не намерен прибавлять к своему вранью. Где-то на дне души у Трошина таилась слабая, но все же надежда, что Нормат заговорит иначе. Свой же, бедняк… Запугали, пригрозили, обещали всякие блага и милости за верную службу, за послушание. Обманули. Рассказ об отце, о днях разгрома разбойничьего осиповского восстания должен бы развеять испуг, приоткрыть глаза, пробудить что-то живое, истинное…

Надежда испарилась, оставив насмешку над собой и сожаление, едва на скамейке возник этот мешок, набитый злобой. Все же вырвалось:

— Я предупреждал, что за ложные показания будете наказаны? Напоминаю еще раз.

Нормат дернул краешком губ, как бы говоря: «Ну и предупреждай сколько хочешь, мое дело и так швах!» Усмешка его была не просто самоуверенной, а наглой. Трошин постарался не заметить этого, подумал: «Ладно, мы тебе подыграем…» — и сказал:

— Если согласиться, что вы, побуждаемые законами шариата, решили смыть пятно позора с рода и убить Кариму, все равно надо кое-что уточнить…

Нормат поднял на него глаза.

— Вы направились к дому аксакала и сразу бросили нож, едва открылась калитка. Откуда вы знали, что ее откроет Карима? Ее мог и сам Исак открыть.

— Так его не было дома. Он же уехал! — вскрикнул Нормат, навыброс взмахнув рукой.

— Кто это вам сказал?

— Кто? — еще больше наглея, сразу разбушевался Нормат. — Никто!

— Значит, сами видели, как он уехал из кишлака? Так, что ли?

— Ну, так… — Нормат начал настораживаться.

— Когда видели? — спросил Алексей Петрович вовсе как бы между прочим и зашуршал страницами блокнота, ища нужную, чтобы записать ответ. — Ну?

Нормат почесал свою короткую, неряшливую бородку, пытаясь увидеть глаза Трошина, поймать хитринку в них, но они были опущены безучастно. На всякий случай Нормат пробурчал:

— У меня нет часов, так неплохо живем.

— Я знаю. По солнцу.

— Да, у нас одни часы для всех. Нам, крестьянам, на всю жизнь хватает этих часов, хозяин!

— Я и не требую точного ответа, можно по солнцу, — сердясь поторопил Трошин. — Для протокола, — и стукнул костяшками пальцев по блокноту.

— Солнце садилось… или уже село… На закате аксакал уехал. Я видел из чайханы.

— На закате, значит? — спросил Трошин, записывая.

— Ну да! Птицы раскричались, как всегда. Как раз в это время…

Записывая, Алексей Петрович еще раз подумал, что не так уж глуп этот пройдоха. В девяносто девяти случаях из ста крестьянин или крестьянский председатель уедут из кишлака на закате, когда отработан день и совершена вечерняя молитва.

— А вы дождались ночи и пошли во двор к аксакалу?

— Ну да…

— А не встречались перед этим с Шерходжой, сыном Нарходжабая?

Трошин поднял глаза, и взгляды его и Нормата встретились в упор, столкнулись, сшиблись. На мгновенье темные, выпученные шары Нормата окатились волной испуга, только на мгновенье, он сейчас же овладел собой, и все затуманила, замазала фальшивая усмешка.

— Шерходжой? Как я был бы рад его встретить! Бая обрадовал бы. Старую мать обрадовал бы. Все обрадовались бы! Да его давно уж, с полгода или даже больше, никто не видел и, я так думаю, не увидит, хозяин. Нет его не только в Ходжикенте, а вообще на нашей земле! По словам бая, Шерходжа давно уж в Синцзяне!

Напряжение поединка нарастало.

— Вы помните сына бая?

— А как же! — обрадовался Нормат и захлопал себя ладонями по коленкам, — А-ха-ха! Еще бы!

— Похоже, у вас были с ним добрые отношения?

— А-ха-ха, — повторил Нормат, вздыхая о прошлых временах. — Щедрый был, компанейский парень. Не такой жадина, как отец. Если принесет из сада хум муссаласа, всем нальет и не остановится, пока не выпьет с друзьями до дна! — И показал, как разливалось из кувшина драгоценное вино, вызывающее сиянье на лицах.

— Когда вы встречались с ним последний раз?

Нормат похмыкал в свою небрежную бородку.