— Вот видишь: ты и сам всё понимаешь, — только произнеся эти слова, я внезапно сообразил, что, если это понимает Иван, то, конечно, это с самого начала было ясно и Системе. И, если мой рейтинг тогда не пострадал, то потому, что у СМК могли быть на этот счёт свои расчёты. Не исключено, что и МВ тогда уступил не мне, а по рекомендации свыше. Кого я хотел обмануть!.. Или меня спасло стремление к внешним приличиям — то, что внешне моё нарушение не выглядело вопиющим? Может, и так.
Выготский молчал: трудно было сказать, насколько его убедили мои слова.
— Понимаю, — продолжил я, — где-то в глубине подсознанья, у тебя хранилась мысль, что опция первой ночи с Ниной — всё ещё за тобой. Первой по отношению ко мне, конечно, а не вообще. Но мы же с тобой уже не семнадцатилетние придурки, чтобы всерьёз думать, будто судьбы людей могут решаться подбрасыванием туфля!
— Сейчас бы я уложил тебя за полминуты, — вздохнул Иван. — И всё пошло бы по-другому. А, может, и нет: не пошло бы…
— «Уложил»? Я тоже, знаешь ли…
— Сейчас я моложе тебя, но дело даже не в этом. Мне случалось недели проводить среди оранжевых, а среди красных — месяцы и месяцы. Знаешь, что я делал у красных? Рубил дрова, носил воду из колодца, охотился. Сейчас у тебя просто не было бы шансов. Ты хоть знаешь, что такое «дрова» и «колодец»?
Я хотел ответить: врать не буду, в жизни никогда не встречал, но… Но тут, наконец, прибыли вино и сырная тарелка. Приятным девичьим голосом дрон извинился за задержку: заказ — далёкий от типичного, пришлось лететь издалека. Я посмотрел на этикетку бутылки и присвистнул: дорогое винцо!.. «Пино нуар» 2036 года — одно из любимых вин МВ, и даже он позволяет его себе лишь по особым случаям, а мне и вовсе не доводилось пробовать. После нашего заказа его осталось всего 14706 бутылок.
Прежде чем сделать глоток стоимостью в мой рабочий месяц, я направил бокал к солнцу и какое-то время любовался цветом — изумительный тёмно-бордовый! Запах оказался тонким и насыщенным. А вкус… внезапно я ощутил лёгкое разочарование: да, приятный, но я-то ожидал большего — чего-то поистине волшебного. Может, я его просто не распробовал? Глоток, ещё глоток. А, может, надо с сыром? Да, так намного вкуснее. И спохватился: пить такое вино без тоста — преступление.
— Выпьем за твоего деда!
— Давай, — согласился Иван (он чуть насмешливо следил за тем, как я дегустирую). — Только за что именно? Пить за его здоровье теперь как-то избыточно.
— За фиолетовый статус, конечно! Ну, и за будущие успехи в науке! И да: тебя тоже поздравляю!
— С чем? — он скептически поднял одну бровь.
— Как «с чем»? С этим… твой дед стал бессмертным — разве ты тут не причём?
— Извини за каламбур: мне это фиолетово.
— Как? — опешил я. — Почему? Почему???!
Он пожал плечами:
— Хотя бы потому, что это бессмертие — не настоящее.
— Как это «не настоящее»? А какое — настоящее?
— То, которое после смерти. Это же логично?
— А-а, — протянул я разочарованно, — ты про религию… Но ведь, что там бывает после смерти и бывает ли вообще — неизвестно. Это вопрос веры, а медицина бессмертных — вот она!..
Выготский вздохнул и протянул навстречу бокал. Я протянул свой.
— С тобой скучно.
— Это всё, что ты можешь мне сказать?! — из меня неожиданно прорвалась запальчивость (похоже, я начал пьянеть).
— Добавлю: очень скучно. Судя по всему, ты — посредственность даже среди зелёных. А ведь они так гордятся своим средним положением…
— То-то Нина никак не могла из нас выбрать, — обиделся я. — А разница-то была — ого-го!
— Причём тут Нина? — поморщился он. — Это же так просто: фиолетовое бессмертие — точно такой же вопрос веры. Никогда не думал об этом? Можно верить, что человек способен прожить тысячу лет, а можно и не верить. Насколько мне известно, пока никто не дотянул даже до скромных трёхсот. Просто принято считать, что это возможно и легко достижимо. Всё строится на теоретическом расчёте, что постоянное омоложение, предупреждение болезней, замена отработанных органов, подавление гена старения позволят поддерживать организм в одном и том же состоянии бесконечно. Но это даже не научно: предположение и вера выдаются за факт. А на практике всё может получится совсем иначе: где-нибудь на триста семьдесят шестом году — бац! — и всё кончилось…
— Что значит — «бац»?
— Ну, не знаю… Появится новая неизлечимая болезнь — новые возможности создают новые проблемы. Или фиолетовых со временем станет слишком много, и тогда создадут новый статус — каких-нибудь ультрафиолетовых, и не всякий в него не попадёт.