Бессмертная жена, или Джесси и Джон Фремонт

— На заре атака не состоится. Все запланированное должно быть отброшено.

Сколько сейчас времени?

— Почти полночь.

— Разве ты не командуешь здесь до прибытия генерала Хантера?

— Технически, да. Командую.

— В таком случае, если генерал Хантер не приедет к заре, разве ты обязан отменить свои приказы армии? Все готово для великой победы. Армия Запада имеет право доказать, что она может сражаться и сыграть свою роль в войне. Ты, Джон, также имеешь это право. Если бы этого посыльного не пропустили до утра через линии…

Казавшийся ниже ростом и приунывший, он мог лишь сказать:

— Ты права, Джесси, атака должна состояться. Этот приказ будет стоить Северу потери важной победы. Завтра исполнится сто дней, как мы приехали в Сент-Луис; все, что мы делали с тех пор, каждый наш шаг был направлен к нынешнему моменту. Будет печально для дела Севера отбросить такую возможность…

— Тогда ты атакуешь?

— Нет, я не могу. Любой другой офицер мог бы, должен был бы. С моим прошлым я не могу.

— Но почему, Джон?

— Я не могу совершить мятеж.

Бег ее мыслей оборвался; вот здесь скрывается враг, их неизменный спутник, одно слово во всем мире, которое парализует их рассудок и отвагу, — символ их несчастья. Она быстро подошла к мужу. Они не должны спасовать перед мучительными тенями прошлого. Она осознавала огорчение, приуготовленное для него, если его сместят сейчас, в тот самый момент кульминации; если она сможет убедить его взять решительный, смелый курс, то ее миссия будет выполнена. После великой победы Джона она с достоинством сойдет со сцены, вернется на Север к своим делам, ибо ее миссия завершится. Джон пойдет вперед, к более крупным победам. Она твердо посмотрела в лицо мужа:

— Это ты и сказал мне, когда я просила тебя послать войска на подкрепление полковника Мюллигана, вместо того чтобы направить пять тысяч человек в Вашингтон и дать возможность генералу Макклеллану проводить парады на Пенсильвания-авеню. Все достигнутое тобою, Джон, пришло благодаря самостоятельным действиям, а не слепому повиновению. Мы боимся слова, а не действия, ибо это проклятое слово «мятеж» преследует наши мечты. Когда тебе потребовались деньги, чтобы дать солдатам, которые были готовы уйти к концу девяностодневного срока службы, ты забрал необходимые деньги у квартирмейстера. Это было незаконно, но даже президент одобрил твой шаг. Быть может, незаконно начинать сражение на рассвете, но победоносное завершение никогда не будет сочтено мятежным.

Он в отчаянии покачал головой:

— Ох, Джесси, у армии цепкая память: если я начну атаку утром, а врага не окажется на месте и он уклонится от боя или же будет стоять на месте и примет бой, а мы не добьемся выдающейся победы, поднимутся страшные крики и вопли. Снова закричат о «Фремонте-мятежнике», о человеке, отказывающемся считаться с властью, подрывающем армейскую дисциплину, бросающем в бой солдат не ради Союза, а с целью спасти свое командование и свое назначение.

— Министр Камерон говорил тебе, как крайне нужна победа, он приказал тебе добиться ее любой ценой…

— Мистер Линкольн — главнокомандующий. Его приказ об отзыве перекрывает указания Камерона.

— Джон, ты когда-либо жалел, что я перечеркнула приказ полковника Аберта и послала тебе весточку, отправившую тебя во вторую экспедицию?

— Нет, Джесси, результат оправдал этот шаг.

— Тогда почему эти же соображения не сохраняют свою силу и сейчас? Ты подошел к критическому моменту, критическому часу, ради которого работал сто дней. Решающая победа рядом. Сможет ли генерал Хантер осуществить твои планы?

— Он захочет разработать собственные планы и собственную кампанию. Наш поход будет перечеркнут.

— Победа не может быть незаконной, незаконно лишь поражение. Разве осуществленные тобою приготовления не обязывают тебя начать сражение утром? Ты никогда не отказывался от последствий смелого, независимого шага. Что это — страх перед еще одним полевым судом? Мы выдержали один такой суд, выдюжим и другой.

Он присел в конце длинного дощатого стола, закрыл лицо руками.

— Я не могу сделать этого, Джесси, — прошептал он. — Твой отец однажды заметил, что небольшой мятеж — порой гений демократии. Я уже пользовался таким гением. В этом отношении был прав генерал Кирни. Упорный мятеж более опасен, чем любые благоприятные результаты, принесенные им. Я не могу превратить себя в закоренелого мятежника.

Джесси не имела права давить на него дальше. Сама она не боялась последствий: какое название ни дали бы потом, она атаковала бы на рассвете. Она видела, как необученные рекруты превращались в прекрасно организованных боевых солдат, знала, ценой каких усилий Джон собрал достаточно ружей и артиллерии, чтобы сделать возможным это наступление. Подобно Наполеону, они потратили сто дней для большой кампании. Но теперь все осталось позади, их усилия были напрасны, для них не найдется больше места в борьбе за дело свободы, к которой они так долго готовились и принесли так много жертв.