Бессмертная жена, или Джесси и Джон Фремонт

— Не обращайте внимания, генерал Фремонт и Джесси, мы с вами в час опалы.

Джон встал в проеме двери лицом к толпе, пытаясь сказать слова благодарности. Джесси не хотела, чтобы эти добрые люди видели ее слезы; она вошла в дом и сразу же поднялась в свою крошечную спальню, где с балкона можно было наблюдать, что происходит внизу. Джесси увидела, как расступилась толпа на боковой улице и проехала группа всадников с факелами. Это были гвардейцы Загония, многие из них с повязками, в мундирах со следами пуль. Они остановились перед домом Бранта, повернулись лицом к нему, обнажили сабли и отдали последний салют своему командующему.

Это было так трогательно, что по щекам Джесси побежали слезы: эти офицеры гвардии Загония были уволены со службы вместе с Джоном, их назначения аннулированы; раненые и погибшие были отвергнуты, те, кто так отважно сражался у Спрингфилда, погибли напрасно.

На нее обрушилось чувство, схожее с тем, какое испытала она в индейской резервации Делавэра. Она села на край своей железной кровати и закрыла лицо ладонями. Джесси понимала, что едва начавшаяся война для них кончилась. Им остаются расследования и суды, обвинения и претензии, горечь поражения и отчаяния. Однако с неожиданно промелькнувшей ясностью она увидела, что все это верно для каждого, вовлеченного в эту страшную войну. Лишь немногие добьются чего-то большего, чем поражение, отчаяние и смерть.

Она услышала последний взрыв приветствий толпы внизу; слышала, как развернулись лошади и зацокали по булыжной мостовой; как расходился народ и наступала ночная тишина, слышала, как устало муж поднимался по лестнице.

Что им делать теперь? Куда повернуться? Как они встретят грядущее?

Она встала, молча переживая щемящую боль в сердце, ей было трудно дышать. Вспомнила то, что было двадцать лет назад: она была беременна своим первым ребенком, и в это самое утро Джон уезжал в свою первую большую экспедицию на Запад. Ей пришлось провести без него шесть месяцев. Она пришла в ранние часы в библиотеку отца помочь ему в работе. Они сделали то, что намечали, и отец уехал в сенат. Как и сейчас, сумеречный свет раннего утра навеял ей гнетущее чувство одиночества. Потом она заметила, что отец оставил на ее столе записку с цитатой из Марка Аврелия:

«Не тревожься о будущем, ибо когда подойдешь к нему, то появятся те же ведущие тебя мотивы, которые оберегают тебя в настоящее время».

Она услышала, как Джон поднимается по последним ступеням. Она отвернулась от окна и с легкой улыбкой быстро прошла к двери, чтобы открыть ее мужу.

Книга седьмая И НА НАШЕЙ УЛИЦЕ БУДЕТ ПРАЗДНИК

_/1/_

Когда становилось невмоготу переносить муки войны, когда вокруг нее витала смерть бывших боевых товарищей, сыновей близких знакомых и казалось, что нация уничтожит себя, она пыталась укрыться в маленьком коттедже в Блэк-Пойнте, простом и чистом, где ветер и дождь Запада освежали и оживляли все окружающее. У нее были три союзника-энтузиаста — Лили, Чарли и Фрэнк, которых еще сильнее, чем ее, тянуло в Сан-Франциско. Тем не менее она понимала, что они не могут отправиться домой: им придется оправдываться перед комитетом конгресса; после оправдания Джон может быть назначен на новый военный или гражданский пост, который позволит ему приложить свои таланты и опыт в интересах прекращения военных действий.

Джесси попыталась арендовать меблированный дом в Нью-Йорке, но в город, загруженный военными заказами, приехали тысячи людей с Севера. Она не нашла подходящего жилья и, чтобы вызволить членов семьи из отелей и собрать их под родной крышей, купила меблированный дом на Девятнадцатой-стрит. Джон перенес свои документы в небольшой кабинет на нижнем этаже, где проводил дни, готовясь к своей защите в комитете конгресса. В утренние часы Джесси помогала ему, подбирая необходимые документы и составляя соответствующие резюме. Они работали упорно и последовательно, редко касаясь в своих беседах других вопросов. Но Джона часто вызывали в Вашингтон, запрашивая у него дополнительную информацию, и в результате у Джесси появилась возможность посвятить часть времени выполнению задачи, которая волновала ее больше всего. Больные и раненые солдаты армий Союза съезжались в большие города в надежде на хороший уход. Санитарная комиссия делала все, что могла, но как в тот первый день в Джефферсоновских казармах, где она увидела смертельно больных солдат с кружками кофе и ломтями соленой свинины, положенными на их грудь, так и теперь не хватало госпиталей и коек, нужного числа врачей, медицинских сестер, лекарств и санитарных средств. У правительства находились деньги на оружие, которое калечило людей, но редко отыскивались средства на лекарства, чтобы поставить их на ноги.