Бессмертная жизнь Генриетты Лакс

Затем, в апреле 2001 года — почти через год после нашей первой встречи — Дебора позвонила мне, чтобы сказать, что «президент какого-то клуба по изучению рака» приглашает ее выступить на мероприятии в честь ее матери. Она пожаловалась, что боится и хочет, чтобы я узнала, все ли тут законно.

Оказалось, речь шла о Франклине Солсбери-младшем — президенте Национального фонда исследования рака, который решил провести конференцию фонда 2001 года в честь Генриетты. 13 сентября семьдесят известнейших исследователей рака со всего мира соберутся, чтобы представить свои исследования, будут сотни посетителей, в том числе мэр Вашингтона (округ Колумбия) и главный врач Службы здравоохранения США. Он надеялся, что Дебора согласится выступить и принять почетный знак в честь своей матери.

«Понимаю, что семья чувствует себя пострадавшей от злоупотреблений, — сказал он мне. — Мы не можем дать им денег, но надеюсь, эта конференция исправит историческую несправедливость и облегчит их бремя, пускай даже спустя пятьдесят лет».

Когда я объяснила все это Деборе, она пришла в восторг. Это будет как конференция Патилло в Атланте, решила она, только больше; немедленно принялась планировать, что надеть, и атаковала меня вопросами, о чем, по моему мнению, будут говорить исследователи. Она вновь стала переживать, будет ли она в безопасности на сцене, и не будет ли там ее ждать похититель.

«Что, если они решат, что я, например, собираюсь устроить им неприятности за то, что они взяли эти клетки, или что-нибудь вроде этого?»

«Не думаю, что тебе стоит об этом беспокоиться, — ответила я. — Ученые будут рады с тобой встретиться». Кроме того, я сообщила, что мероприятие будет проводиться в федеральном здании, где поддерживается высокий уровень безопасности.

«Ладно. Но сначала я хочу увидеть клетки моей матери, чтобы знать лично то, о чем все будут говорить на конференции».

Мы закончили телефонный разговор, и я отправилась звонить Кристофу Ленгауэру — исследователю рака, который подарил Деборе фотографию окрашенных хромосом. Однако, прежде чем я раскопала его номер, мой телефон опять зазвонил. Это была плачущая Дебора. Я решила, что она запаниковала и передумала насчет того, чтобы увидеть клетки. Вместо этого она прорыдала: «О, мой малыш! Боже, помоги ему, они нашли его отпечатки на коробке с пиццей».

Ее сын Альфред с другом совершили преступление — ограбили как минимум пять винных магазинов «под дулом пистолета». На видеозаписи камер системы безопасности было видно, как Альфред кричит на работника магазина и размахивает у него над головой бутылкой вина Wild Irish Rose. Он украл бутылку пива в двенадцать унций [0,355 л], одну бутылку Wild Irish Rose, две пачки сигарет Newport и около сотни долларов наличными. Полицейские арестовали его возле его дома и запихнули в машину, а его сын, маленький Альфред, стоял на лужайке и смотрел.

«Я по-прежнему хочу пойти смотреть клетки, — всхлипывая, сказала Дебора. — Эта история не помешает мне узнать о матери и сестре».

32 «Все это — моя мать»

Когда Дебора, наконец, была готова впервые увидеть клетки матери, Дэй уже не мог пойти. Не раз он говорил, что, прежде чем умереть, он хотел бы увидеть клетки своей жены. Однако ему было восемьдесят пять, он часто лежал в больнице из-за сердца и высокого давления, и к тому же только что потерял ногу из-за диабета. Сонни нужно было работать, а Лоуренс заявил, что хочет поговорить с адвокатом насчет иска против больницы Хопкинса, а не смотреть клетки, о которых он отзывался как о «многомиллиардодолларовой корпорации».

Итак, 11 мая 2001 года Дебора, Захария и я договорились встретиться в больнице Хопкинса у статуи Христа, чтобы пойти смотреть клетки Генриетты. В тот же день утром Дебора предупредила меня, что Лоуренс уверен, будто больница Хопкинса платит мне за сбор информации об их семье. Он уже звонил ей несколько раз в тот день и сказал, что заберет материалы, которые она собрала о матери. Поэтому Дебора заперла все их в своем кабинете, забрала с собой ключ и позвонила мне со словами: «Не говори ему, где находишься, и не встречайся с ним без меня».

Приехав на место, я подошла к статуе Христа; она стояла там же, где и прежде, когда Генриетта приходила сюда полвека назад, все так же возвышаясь более чем на десять футов [около 3 м] под ярусным куполом. Глаза с пустыми мраморными глазницами смотрели прямо перед собой, простертые руки задрапированы каменными одеждами. Под ноги Иисусу люди накидали кучи мелочи, положили увядшие маргаритки и две розы: одну — свежую, с шипами и вторую — тканевую, с пластмассовыми капельками росы. Статуя была потемневшей, серо-коричневой; только правая ступня, которую десятилетиями потирали «на удачу» была белой и блестела, отполированная.