Бессмертная жизнь Генриетты Лакс

«Пойдем, найдем кого-нибудь, кто сможет нам что-нибудь рассказать», — предложила я.

Мы забрели в другой длинный коридор, и Дебора принялась кричать: «Простите! Нам нужно найти медицинскую запись. Кто-нибудь знает, где это?»

В конце концов из одного кабинета высунула голову молодая женщина и указала нам на другую дверь дальше по коридору, где еще кто-то отправил нас дальше. Наконец, мы очутились в кабинете высокого мужчины с густой белой бородой Санта Клауса и дикими кустистыми бровями. Дебора бросилась к нему со словами: «Привет, я Дебора, а это мой журналист. Возможно, вы слышали о нас, о моей маме в истории с этими клетками. Нам нужно найти одну медицинскую запись».

Мужчина улыбнулся. «Кем была ваша мать и о каких клетках идет речь?» — уточнил он.

Мы объяснили причину своего визита, и он ответил, что медицинские записи хранятся в другом здании и вообще от прошлого в Краунсвилле мало что сохранилось. «Хотел бы я, чтобы у нас был архивист, — заметил он, — боюсь, что я вроде бы как выполняю его работу».

Мужчину звали Пол Лурц, по должности он был директором по развитию персонала. Однако он также исполнял роль социального работника, специализировавшегося в области истории — его основной страсти. Он пригласил нас пройти в его кабинет.

«В сороковых и пятидесятых годах на лечение черных выделялось не слишком много средств, — произнес он. — Боюсь, в те времена Краунсвилл был не самым приятным местом».

Он взглянул на Дебору: «Ваша сестра находилась здесь?»

Та кивнула.

«Расскажите мне о ней».

«Мой отец говорит, что в голове она навсегда осталась ребенком», — ответила она, достала из кошелька помятую копию свидетельства о смерти Эльси и принялась медленно читать его вслух: «Эльси Лакс… причина смерти: а) дыхательная недостаточность, б) эпилепсия, в) церебральный паралич… Провела пять лет в Краунсвилльской государственной больнице». Она передала Лурцу фотографию своей сестры, висевшую раньше на стене у Захарии: «Не верю, что у моей сестры было все это».

Лурц покачал головой. «Судя по этой фотографии, не похоже, что у нее церебральный паралич. Какой красивый ребенок».

«У нее бывали припадки, — сказала Дебора, — и она так и не смогла научиться пользоваться туалетом. Но мне кажется, она просто была глухой. У меня и моих братьев есть небольшая глухота из-за нерва, потому что наши родители — двоюродные брат и сестра и у них был сифилис. Иногда я думаю, что если бы кто-нибудь научил мою сестру языку глухонемых, то она, может быть, была бы до сих пор жива».

Лурц, скрестив ноги, сидел на стуле и рассматривал фотографию Эльси. «Вы должны быть готовы, — мягко сказал он Деборе, — иногда знание может приносить такую же боль, как и незнание».

«Я готова», — ответила она, кивнув.

«У нас были серьезные проблемы из-за асбеста, — сказал он. — Пострадала большая часть наших записей пятидесятых годов и ранее. Вместо того чтобы очистить каждую страницу записей, дабы сохранить их, администрация решила сложить все в мешки и захоронить».

Он прошел в камеру хранения рядом со своим столом, вдоль стен которой выстроились ряды полок и картотечных шкафов. В дальнем углу лицом к стене был втиснут небольшой столик. Лурц начал работать здесь с 1964 года, будучи еще двадцатилетним студентом-интерном, и имел привычку собирать документы, потенциально обладающие исторической ценностью: истории болезни, копии старых отчетов о приеме больных, которые привлекли его внимание, — наподобие малыша-сироты, поступившего слепым на один глаз и с деформациями лица, или ребенка постарше, госпитализированного без каких-либо явных психиатрических отклонений.

Лурц скрылся в хранилище, и оттуда послышалось ворчание вперемешку с громкими глухими ударами и шаркающими звуками: «Было тут несколько… я их вытаскивал пару недель назад… А! Вот они». Он вышел из камеры, неся в руках пачку распухших книг с толстыми кожаными корешками и темно-зелеными тряпичными переплетами. Все они покоробились от времени и были покрыты пылью, а толстая бумага внутри пожелтела.

«Вот отчеты о вскрытии», — произнес он, открывая первую книгу. В комнате сразу запахло плесенью. По его словам, он наткнулся на них, осматривая подвал заброшенного здания больницы где-то в восьмидесятых. Когда он впервые открыл эти книги, по столу забегали сотни жуков, прятавшихся между страниц.

Между 1910 годом, годом открытия больницы, и концом 1950-х годов, когда выяснилось, что записи повреждены, через Краунсвилльскую больницу прошли десятки тысяч пациентов. Записи о них, если бы они сохранились, могли бы несколько раз заполнить небольшое хранилище Лурца. Теперь же эта стопка — все, что осталось от Краунсвилла тех лет.

Лурц вытащил том, в котором были некоторые отчеты за 1951 год, когда умерла Эльси, и Дебора взвизгнула от волнения.

«Как вы говорите, было ее полное имя?» — спросил Лурц, ведя пальцем по списку имен, написанному аккуратным почерком рядом с номерами страниц.