Бессмертник

– Да тут прекрасный район, – щебетала Анфиса, буквально таща за собой Брюта. – Столько всяких-разных, и все местные.

– В смысле? – не понял стражник.

– Это мы так зовём тех, кто здесь зил, здесь умер и новую форму здесь зе обрёл. Луссе всего все улочки и укромные уголки знают. Правда, с ними договариваться слознее. Поэтому прислос выбрать место, куда дазе они не суются.

Анфиса повела Брюта по мосту за МКАД, но не в лес, как ожидал тот, а по дороге между лесом и полем. В полукилометре от моста обнаружился небольшой пруд с покатыми берегами, густо заросшими травой. Редкие деревья нависали над самой водой, создавая подобие купола.

– Тёмное место. – Брют поёжился.

Обычно в водоёмах, особенно тихих, жили утки. Тут было полно ряски, и кусты позволяли хорошо спрятаться. Но этот пруд был пуст.

– Хоросее место. – Анфиса вдохнула полной грудью. – Достатосьно тёмное, стобы всякая мелкая сусера сюда не совалас.

– Оно просто тёмное. – Брют попытался прощупать пруд, но ничего, кроме смерти, в нём не почувствовал. – Давай откапывай траву, и пойдём отсюда.

– Нервнисяес? – Анфиса хитро смотрела на стражника и тянула время.

– Сейчас ты будешь нервничать, – зло сказал Брют.

Шепелявый поднял руки в знак примирения и двинулся в сторону раскидистых кустов. Он несколько раз чуть не свалился в воду, но удержался.

– Блин! – Он явно хотел сказать что-то грубее, но постеснялся ругаться при Брюте.

– Что?

– Не дотягиваюс, придёся босиком.

Шепелявый вернулся, снял кроссовки, закатал широкие брюки до самых бёдер и вошёл в воду. Он долго возился где-то под кустом, пока не достал маленькую коробочку, замотанную в полиэтилен.

– Есть куда отсыпать? – спросила Анфиса.

Брют покачал головой и развёл руками.

– Вот вы, стразники, растяпы, ни говна ни лозки, – ругнулся всё-таки Шепелявый. – Отдам тебе по старой друзбе коробоську, но Скату Иванысю её не показывай.

– Почему?

– Не стоит ему знать, сколько разрыв-травы есть на самом деле.

Брют, сам не зная почему, согласился с этим доводом. Он не был в восторге от причины, по которой босс решил использовать разрыв-траву, а чем меньше он знает о её количестве, тем лучше.

– Помоги выбрася, – позвала Анфаиса.

Брют протянул руку и чуть не улетел в водоём: нечисть даже в человеческом теле была очень сильна.

– Приходи есё, – попросил Шепелявый, пока обувался. – Столько лет не обсялись. Нам есть сто друг другу рассказать.

– Хорошо, – кивнул Брют.

– А ты от метро сол? – вдруг спросил Шепелявый.

– Да, – настороженно подтвердил Брют.

– Обратил внимание? Район доздался своего торгового сентра.

* * *

Болела голова. Да что голова, болело всё тело. Саднило, кричало, что беречь надо себя, а не сигать туда-сюда через пространства.

Нора лежала на кровати, обхватив руками голову.

Она не пыталась вспомнить, как оказалась дома на этот раз. Почему на кровати. Успела ли она принять душ или лежит грязная, как бомж, на чистой постели.

Рядом пошевелился кто-то тяжёлый. Что-то прохрипел и затих.

Пофиг, кто там лежит. Пусть лежит. Он не трогает, а голова буквально раскалывается.

Нора попыталась пошевелиться, попробовала сесть, но боль была настолько сильной, что получилось только сползти на пол и уткнуться лбом в прохладный ламинат.

– Состояние как после попойки, – донеслось с кровати. – Настр-роение такое же.

Нора сделала над собой усилие и посмотрела на незнакомца.

Огромный рогатый ворон занимал половину кровати. Он лежал на спине, поджав лапки. Крылья вытянул вдоль тела. Птица кряхтела, словно старик, и щёлкала клювом.

– Сушняк стр-рашный, – проговорил он. – Есть водичка?

– В кухне, – сипло отозвалась Нора.

Внутренне она уже успела истерично проораться, обложить всеми бранными словами, которые знала, птицу, а заодно и кота. И пожелать, чтобы голова перестала распадаться на куски.

Ворон повернул клюв в сторону Норы.

– Фига тебя помяло, – выдал он. – Доползи до ванной, умойся.

Нора медленно оторвалась от пола и, пошатываясь, вышла из комнаты.

Сейчас в квартире самым страшным предметом было зеркало. Вернее, то, что оно могло показать. Нора чувствовала: что-то изменилось безвозвратно. Она теперь много чувствовала, гораздо больше обычного человека. Чувствовала, что птица, которая осталась в комнате, теперь привязана к ней. И что-то должно случиться, чтобы их связь разорвалась.

Зеркало в ванной было обычным. Прямоугольное, с полочками по бокам. Полочки были заставлены всевозможными баночками, скрабами и умывалками. Нора зацепилась глазами за недавно купленную по настоянию Таисы дорогущую сыворотку. Ни разу её не открыла. Так и стоит пузырёк, упакованный в защитную плёнку. Хоть на подарок.

Нора опустила голову, встала напротив зеркала и медленно подняла глаза.

Тут она не сдержалась и закричала. И кричала до тех пор, пока не надорвала связки, а снизу взволнованно не загомонили соседи.

На левой стороне лица, словно шрамы, расположились глаза. Два глаза было на щеке, один чуть выше века, а ещё один над бровью. Глаза смотрели ошалело, словно сами не ожидали оказаться в настолько неподходящих для них местах.