Бессмертники — цветы вечности

«Вновь обращая внимание Вашего высокоблагородия на приведенное положение розыска в Уфимской губернии, Департамент полиции, по приказанию господина Директора, просит принять все меры к приобретению секретных сотрудников в местных революционных группах и между прочим рекомендует использовать в этих целях ликвидацию, проведенную в гор. Уфе в ночь на 25-е минувшего июня…»

Рекомендация хорошо прощупать арестованных во время июньской ликвидации ничего не дала, и тогда ротмистр Леонтьев приналег на своего тайного осведомителя Кочеткова. Встречаться с ним, как прежде в трактире на Аксаковской, он не решался и вызвал его для разговора прямо к себе.

— Что вы делаете, господин ротмистр! — входя, возмутился тот. — Белым днем — в жандармское управление! Да как я после этого среди своих покажусь?

— Боишься, Кочетков? — сам холодея от страха, усмехнулся ротмистр. — Когда выдавал нам Гузакова и Литвинцева, был смелее! А ведь сейчас их нет! Нет, понимаешь? Чего же тогда бояться?

— Будто сами не знаете, чего… Литвинцева и Гузакова нет, но боевики их остались. Убьют — и не охнешь!..

Леонтьев хорошо понимал своего соглядатая, но типографию-то искать надо! Пришлось наобещать и денег, и немедленной переброски в любой другой город, — всего, чего только душенька пожелает.

— Только найди мне, Кочетков, типографию! Только найди, голубчик! А уж мы… — всю жизнь вспоминать и благодарить будешь!

— Страшно, господин ротмистр!

— А мне, думаешь, нет?..

Через несколько дней остывший труп мерзкого предателя был случайно обнаружен на окраине Старой Уфы за Видинеевским заводом…

А департамент требовал действенных мер. Пришлось объясняться:

«Что же касается Уфимской типографии, то таковая, судя по выпускаемым ею изданиям, оборудована лучше других, существующих на Урале, и вопрос об ее обнаружении в последнее время составляет одну из главных задач деятельности не только жандармского управления, но и чинов железнодорожной и общей полиции во главе с начальником губернии, но благодаря крайней конспиративности революционеров, а также провалу соответствующих сотрудников управления открыть таковую несмотря на все прилагаемые усилия до сих пор не представилось возможным».

— Ну, всё! — неся на подпись бумагу, говорил себе Леонтьев. — С меня хватит… Довольно… Вон из Уфы, вон!..

Но тут поступило донесение одного его старого филера из имения князя Кугушева, и он опять ободрился.

«По приезде на указанный хутор, — докладывал агент, — я вошел в знакомство с местными жителями дер. Бекетовой, от которых узнал следующее: на хуторе Кугушева имеется социал-демократическая типография, причем члены социал-демократической партии на этом хуторе проживают без всяких определенных занятий, а главными руководителями являются управляющий (А. Д. Цюрупа), конторщик хутора и какой-то молодой человек по имени «Федор Лаврентьевич»… Установленным мною наблюдением за хутором выяснено, что 10 июля молодой человек с хутора на велосипеде ездил в гор. Уфу, причем к велосипеду был прочно привязан упакованный тючок, в котором, по моему мнению, находились прокламации. Что же касается того, чтобы войти в партию демократов, оперирующих на хуторе, то я, несмотря на всевозможные принятые меры, сделать этого пока не смог».