Бессмертное море

Ощущение текло по его конечностям, накрывало его мозг. Горячее, влажное посасывание. Руки опрятного доктора скользили по нему, ее опрятные ноготки пробегали слегка вверх и вниз по его ребрам. Он сжал руками простыни, когда она питалась. Он был уязвим так, как никогда не был прежде, сдаваясь ее удовольствию, сдаваясь ее контролю, позволяя ей взять его ее маленькими, гладкими руками и энергичным ртом. Его зрение помутилось. Его дыхание вырвалось из легких, быстрое и прерывистое. Он чувствовал, что готов освободиться, собирая силу в чреслах и мозгу как шторм в море, и заглушая что-то, проклятие, мольбу.

Одно скольжение, и она встала над ним, мощная и голодная, как море, ее губы были скользкими и припухшими, глаза — горячими и нежными, чарующими своей красоты, неотразимые в своей жадности.

У него остановилось сердце. Схватив пакетик с тумбочки, она надела на него презерватив и оседлала его.

— Сейчас.

Он прорычал низко и дико.

— Да.

Сейчас.

Навсегда.

Элизабет.

Она потерлась по нему как кошка, чувствуя, что его жесткое копье подгоняло ее и толкалось в ее складки, наслаждаясь его большим жестким напряженным телом, дрожащим под ней, его горячей силой, его сдерживаемой силой. Он сжал ее бедра, чтобы перетянуть ее вниз, но она схватила его за руки, склонилась над ним, чтобы прикрепить его толстые, квадратные запястья к мягким подушкам, ее грудь коснулась его гладкой, горячей груди, его дыхание опаляло ее губы, его член упирался в нее.

Время замерцало и остановилось, когда она постепенно опустилась на него, поглощая его, пронзая себя его твердой плотью, кусая губы от того, настолько полным он чувствовался, как хорошо ей было, насколько сильно это было, насколько правильно. Он выгнулся, его толстая плоть раскалывала ее, разделяла ее, открывая, сильное в мягкое, мужское в женское, давая ей то, что она хотела, в то время как она брала все, что у него было.

Его руки сжимались. Его запястья крутились. Его пальцы повернулись и схватили ее, она уставилась на него, медленно покачиваясь в ритме, их руки были соединены, они смотрели друг на друга, они дышали в унисон и прерывисто. Она смотрела в его глаза, ослепляющие и яркие, когда ее оргазм прошелся по ней, как волна, когда он глубоко вошел в нее и задрожал от своего собственного освобождения. Опустив голову ему на плечо, она позволила себе растянуться на нем.

Морган взглянул на плоский белый потолок симпатичной спальни Элизабет, когда она растаяла по нему, их конечности переплелись, ее волосы разметались по груди, как будто сушась на солнце, вся теплая, влажная, ароматная женщина. Его женщина. Сонная. Удовлетворенная.

Она взяла его так, как котенок Эмили распутывает клубок с пряжей, пока его нити не растянутся для него, чтобы можно было играть, и его сердце покатилось по полу. Он не мог найти в себе силы, чтобы двигаться или дышать, чтобы говорить, но его инстинкты, отточенные веками выживания, дрожали в предупреждение. Здесь он был в очень глубокой опасности.

Она подняла голову от его плеча, жар все еще пылал на ее щеках и в ее глазах. Ее распухшие от поцелуев губы изогнулись.

— Это было хорошо.

Его система рушилась, его мир был потрясен до основания, она думала, что это было «хорошо»?

Он боролся за то, чтобы сказать слово «да».

Она растянулась на нем, заставляя его либидо сидеть и попросить как собака.

— Я чувствую себя замечательно.

Он поднял руку, убирая прядь волос от ее губ.

— Да.

Она покраснела, скромная, даже после секса.

— Ты вдруг стал ужасно покладистым.

— Ты разрушила мой мозг, — сказал он ей правдиво. — Я не могу думать.

Она усмехнулась, радуясь, и оставила быстрый, нежный поцелуй на его челюсти. Еще один уровень его защитных механизмов опустился, как замок из песка под нападением прилива.

— У меня есть много потерянного времени, чтобы восполнить это.

Он откашлялся.

— Как ты жила без любовника все эти годы?

— О. — Она пошевелилась, отвлекая его. — У меня есть неплохое воображение. И кое-какие хорошие воспоминания.

Воспоминания о нем? Или о муже?

Непривычный укол собственничества поймал Моргана под ребрами.

— Финфолки живут моментом. Мы не связаны воспоминаниями.

Элизабет откинула волосы назад.

— А что относительно любви?

— Мы также не связаны любовью. — Слова, произносимые в течение многих веков, легко слетели с языка. — Эмоции эфемерны. Мы бессмертны. Ничто не длится вечно, только море.

Она прищурилась.

— Море и любовь.

Он пожал плечами, неловкий разговор.

— Так думала моя сестра, и она умерла.

— У тебя есть сестра?

— Была.

— Что с ней случилось?

Он быстро, судорожно вздохнул, жалея, что поднял эту тему.

— Она умерла. Она взяла смертного возлюбленного и отдала все ради него, море и свою жизнь.

Элизабет нахмурилась.

— Она сожалела о своем решении?

— Я не знаю. Я больше никогда с ней не разговаривал.

Это было не то решение, которым он гордился впоследствии. Но он был не очень склонен к самоанализу.

— Как печально, — сказала Элизабет.

— Я думаю, что она была счастлива, — сухо отозвался он. — Там были дети. Пятеро.