Бессмертные

Мэл пробормотал извинения и спрятал нож. Подумал, пристегнул его к поясу. Насколько он мог понять, ношение холодного оружия в общественных местах не запрещалось — мимо его столика прошел по крайней мере один молодой человек, вооруженный шпагой. Правда, ножны ее были снабжены соответствующей петелькой, гарда перевязана «ремешком добрых намерений», который Мэл обычно называл «ремнем безопасности», но факт остается фактом.

Пристроив на поясе нож, он вернулся к столу и с удовольствием доел обед. Десерт, который подали к кофе с корицей, понравился ему чрезвычайно, и он потребовал еще один. В Ордене, потом в осажденном форте, а затем и в тюрьме он не привык к вкусной еде, и местное меню показалось ему просто божественным. Очень приятно было сидеть в ресторанчике с красивым освещением, красивым интерьером, знать, что ты свободен, молод, независим и можешь заказать себе что угодно.

Жизнь прекрасна, что тут говорить.

До встречи с отцом оставалось еще два часа. Вечер сгущал тьму над крышами домов, но темнота нисколько не смущала многомиллионный город. По улицам такими же непрерывными потоками неслись машины, гуляли люди, торговали магазины и лавочки. Столица Центра, мира и целой Системы миров казалась местом вечного веселья, не замирающей ни на мгновение жизни.

Мэлокайн прогулялся по улицам. Заглядывал в витрины магазинов, освещенные так ярко, что они могли служить этому городу вместо фонарей. Любовался выставленными в них диковинными вещицами и красивыми девушками, пробегающими мимо них и мимо него. На широкоплечего двухметрового молодого человека они, конечно, обращали внимание — некоторые мимолетное, некоторые принимались флиртовать, и он сам не отдавал себе отчета в том, что краснеет. Его общение с женщинами ограничивалось парочкой совершенно случайных эпизодов еще в бытность его серым братом и на романтические встречи нисколько не походило.

Те встречи он вспоминал без всякой нежности. Взгляды девушек Асгердана обещали ему совсем другие приключения, а их красота казалась запредельной, неестественной и невозможной. Он не умел дать девушке понять, что она его интересует, и красавицы исчезали с его глаз так же стремительно, как и появлялись, а он вернулся к зданию Федерального Суда совершенно очарованным, уверенным, что Центр — мир прелестных женщин и отличной кухни.

Отец уже ждал его у дверей и на собственной машине отвез в свой дом. Богатство Мэльдора ошеломило Белокурую Бестию, который никогда в своей жизни не спал один в комнате, а все его имущество помещалось в заплечный мешок. Он никогда не спал на таких мягких кроватях, не сидел в таких уютных креслах, не ходил по таким мягким коврам…

— Да ты просто не помнишь, — ответил отец. — Ты вырос почти в таком же доме. Когда тебе исполнился год, я как раз купил здесь дом и обставлял его. Мы с тобой вместе выбирали диваны.

— Как я мог выбирать? Ты же говоришь, мне был год.

— Я притащил тебя в магазин мебели и купил те диваны, на которые ты смог залезть. Ну и пожелал залезать, конечно… Надеюсь, рано или поздно ты все вспомнишь. Я тебе фотографии покажу. У меня хранятся два здоровенных альбома.

Мэл отошел к окну и прижался лбом к оконному стеклу. Снаружи густилась ночная темнота, и свет фонарей выхватывал лишь осколки видимого — качающиеся под ветром кроны деревьев, кусок мощеного дворика, на нем — то ли кресло, то ли шезлонг. От тротуара дворик перед домом отделяла низенькая ограда, с одной стороны дом опирался на фундамент, с другой — на большой подземный гараж, рассчитанный на три машины.

— Мне столько не нужно, раз уж я живу один, — объяснил Мэльдор. — Но тогда думал, что если есть сын, может, рано или поздно появится жена. И будет в самый раз.

— Не получилось?

— Да как-то… Когда произошла катастрофа, дом рухнул, а ты пропал, я отстроил дом таким же, каким он был. Хотелось сохранить хоть что-нибудь на память о тебе. Болван я был, мог бы понять, что нас, Мортимеров, голыми руками не возьмешь и кирпичом нас не прибьешь.

— Это еще почему? Разве мы не такие же, как все?

— Мы везучие. С крепкими головами, здравым смыслом и надеждой на лучшее. Не обращай внимания, я потом тебе все расскажу. — Мэльдор с улыбкой показал Мэлу на камин. Там стояло несколько фотографий, в том числе три детские — пухлощекий малыш пяти месяцев, двухлетний и пятилетний. Один и тот же взгляд, тот же насупленный вид, лишь белобрысый хохолок от фотографии к фотографии становится все пышнее.

Среди фотографий Белокурая Бестия заметил цветной, явно не студийный снимок — молодая женщина с густой гривой каштановых волос, в полупрозрачной белой блузке и короткой юбочке, веселая, смеющаяся, с бесенком в глазах, с ямочками на щечках, прелестная, но и капризная — сразу видно — была запечатлена на фоне фонтана. Хозяин дома вставил фотографию в рамочку и разместил на каминной полке, рядом со снимками единственного сына: сразу видно, что женщина ему не посторонняя и не случайная.

Мэл взял рамочку в руки.

— Кто она? — спросил он.

— Это? — Мэльдор забрал у сына фотографию и поставил обратно. — Твоя мать.

— Твоя жена?