Бессмертные и разделенные

— Я думаю, что связано. Борьба со мной никак не приблизит тебя к Алэссе Трентини.

О. И когда это произошло?

Лили решила последовать примеру Эвелины и игнорировать двух ссорящихся мужчин, переместившихся в коридор.

— Алэсса? — тихо спросила Лили.

Младшая сестра Абриэллы держалась особняком и была тихоней. После возвращения домой Лили еще не выпал шанс поговорить с Алэссой. Эвелина не отводила взгляд от журнала.

— Видимо.

— Это большая неожиданность.

— Несчастные, — сказала Эвелина себе под нос с оттенком горечи. — Чертовски романтично, да?

Лили перебирала пальцами образцы ткани, прежде чем спросить:

— Он пойдет за Семьей Лазарри?

— Похоже на то, — спокойно и невозмутимо ответила Эвелина.

Семья Лазарри была маленькой криминальной семьей с итальянскими корнями и с некоторыми связями с Синдикатом. Лили мало что знала о них, за исключением того, что услышала на прошлой неделе из разговора между Дино с Тео, когда ее братья обсуждали раскол, который поделит Синдикат между Семьями Конти и Трентини.

Тео не верил, что Семья Лазарри причастна к нападению. Дино вообще не высказывал своего мнения.

— Кто-то еще может похоронить свою мать, — сказала Лили, желая, чтобы ее подруга поняла, что означают действия ее отца.

Эвелина перевернула страницу журнала.

— Так тому и быть.

— Ив!

— Не удивляйся так, — холодно сказала Эвелина. — Скажи, за все эти годы ты ни разу не пожалела, что никто не заплатил за жизни твоих родителей? Я знаю, что сделал твой отец, мы все, черт побери, знаем, Лили. Но ты все равно любила его, правильно? Это все равно причиняет боль.

— Это так, — ответила Лили.

— Посмотри мне в глаза и скажи, что ты не против того, что никто и никогда не ответит за то, что сделал с тобой и твоими братьями.

Лили не могла этого сделать.

* * *

Лили повернула на своей новенькой «Мазерати» в сторону безлюдной улицы, переключила коробку передач в положение «паркинг» и выключила двигатель, чувствуя себя расстроенной и подавленной. Она закончила свой вечер с Эвелиной после шоу между Райли и Адриано. Лили не знала, что думать насчет ответа своей подруги и того, что Эвелина вела себя так, будто месть за убийство ее матери может быть оправдана.

Лили понимала боль. Она понимала, что Эвелина все еще скорбит и, возможно, гнев наконец-то пришел к ней. В то же время Лили совсем не понимала этого. Возможно, затянувшаяся боль от потери матери и отца давным-давно не позволяла ей принять правило мафии — жизнь за жизнь. Но как бы сильно она ни пыталась… она не могла сделать этого.

Однажды Синдикат уже отнял у Лили близких ей людей, поэтому ее мнение уже давно было подпорчено. Она знала это. Она также знала, что дорогие ей люди, ее братья, Эвелина и даже Дэмиан — все были вовлечены в жизнь, которая однажды причинила ей боль. Они полностью укоренились в своих собственных мирах и правилах, чтобы соответствовать мафии.

Лили не могла не задаваться вопросом, если бы она когда-нибудь смогла отомстить за смерть своих родителей, она бы стала такой же, как они? Выносливой. Невозмутимой. Она стала бы такой? Если бы в ответ на смерть ее родителей пролилось бы больше крови, прошла бы ноющая боль в ее сердце?

Она всегда верила, что пролитая кровь не приносит ничего, кроме пятен на земле и руках человека, отдавшего приказ.

Смерть ее отца всегда считалась обоснованной. Смерть матери — побочным эффектом.

Дурацкие запоздалые мысли.

Кто-то забрал жизнь матери Лили, даже не заботясь и не думая об этом. Они похоронили ее и сделали вид, как будто ничего не произошло. Как будто эта женщина не была важна для трех маленьких людей, которых она создала, которые нуждались в ней.

Никто не ответил за это. Никто и не ответит.

Чем Миа Конти так сильно отличалась от матери Лили?

И почему это так сильно беспокоило Лили?

Лили тяжело вздохнула, открыла дверь машины и вышла. Прохладный июльский ветерок обдувал ее голые колени — платье заканчивалось чуть выше колен, а юбка развевалась на ветру.

Ее даже не волновало, что на ней были туфли, а на улице было прохладнее, чем обычно. Закрыв машину, Лили пошла вниз по улице. Ей нужно было проветрить голову.

То, что она находилась в Чикаго и буквально с первого ряда наблюдала за тем, что казалось началом еще одной семейной вражды, лишь вернуло Лили обратно в детство. Она больше не ощущала себя маленькой девочкой, но ее эмоции были отражением того времени и могли затянуть ее вниз за собой.

Растерянная, как никогда, Лили достала свой телефон из сумочки и набрала знакомый номер. Дино ответил после второго гудка:

— Лили, — поприветствовал он.

— Чем мы отличаемся? — сразу же спросила она.

Дино откашлялся и рассмеялся.

— Я понятия не имею, о чем ты меня спрашиваешь, малышка.

В этот раз Лили улыбнулась, несмотря на то, что обычно это ласковое прозвище раздражало ее, особенно когда его использовал один из ее братьев.

— Наши родители и то, что случилось с ними. Чем мы отличаемся, Дино? Почему никто не воевал за то, что случилось с мамой или…

— Папа предал Синдикат, — тихо вставил Дино. — Ты знаешь это.

— Но мама не предавала!

Дино пробормотал в ответ: