Эдвард понятия не имел, как долго здесь лежит, но разум подсказывал, что здешняя стужа присуща зиме. Из огня да в полымя. Неважно, как долго он ещё пробудет здесь; единственным выходом станет повозка, которая рано или поздно забирает всех стонущих пациентов. Эдварду было только семнадцать, и он хотел примкнуть к числу военных.* Хотел играть в бейсбол. Хотел отправиться в колледж, купить дом и, возможно, однажды обзавестись сыном.
Сердце ускорило свой бег, когда он понял, что ничего из этого не сбудется.
«Нет… Я хочу жить. Я слишком молод, чтобы позволить этой ужасной болезни забрать меня…» — думалось ему.
Молодой доктор вернулся и холодными пальцами схватил влажную ладонь Эдварда. Раннее утро, но солнце ещё не взошло. Эдвард знал: время подходит к концу. Он вздрогнул от лёгкого давления — на всём теле сказались дни неотступной лихорадки. Доктор снова устроился на коленях у кровати и взглянул на Эдварда, съёжившегося от боли и неспособного сказать ни слова. Он наклонился.
— Мальчик мой… Я хочу спасти тебя. Хочу вырвать тебя из лап смерти, — прошептал он мягко и отпрянул, искоса взглянув на Эдварда.
«Да! Спаси меня… Я не хочу умирать!» — кричал его разум, но высохший рот и почти парализованное тело не слушались.
Эдвард открыл рот, чтобы заговорить, но оттуда не вырвалось ни звука. Зелёные глаза встретились с золотым и пытливым взглядом молодого доктора, и тогда ему удалось сухо кивнуть.
Карлайл снова заговорил с юношей:
— Спасение имеет свою цену, Эдвард. Ты будешь сильно страдать, но будешь жить. Ты точно этого хочешь?
Эдвард сжал руку Карлайла в ответ, всё тело затряслось от желания жить. Доктор кивнул, гримаса боли исказила черты его прекрасного лица. Он огляделся, проверяя, одни ли они здесь, и схватил простыню, которой накрыл Эдварда, как это делают со всеми трупами.
Доктор Каллен снова наклонился к юноше.
— Мне нужно вынести тебя из больницы. Я увезу тебя отсюда как труп, постарайся притвориться мёртвым, — прошептал он, выталкивая койку на колёсиках из длинной комнаты.
Не успел он сделать и десяти шагов, как послышался голос молодой медсестры, которая работала в этом крыле.
— Доктор, я могу спустить его в подвал, если пожелаете, — утомлённо предложила она.
— Не стоит, Эвелин, всё в порядке. Моя смена закончилась, я скоро ухожу, так что мне по пути. Выйду через задний вход, который ведёт к Пятой улице, и мне не составит труда спуститься в подвал, — сдержанно ответил он.
— Как скажете, доктор, — отозвалась девушка и мельком взглянула не прикрытую простынёй ступню Эдварда. — Кто он? — грустно спросила она.
— Эдвард Мэйсон. Ему было семнадцать, — низким, полным эмоций голосом ответил Карлайл.
— О, юноша в углу… Мне будет его не хватать. Он всегда был очень добр, пока не слёг из-за лихорадки. Господи, за что? — тихо произнесла она.
Карлайл протянул руку и осторожно похлопал её по плечу.
— Мы должны утешать себя тем, что скоро он уйдёт к Богу.
Эдвард услышал всхлип и немного утешил себя тем, что в Чикаго не он один был сражён ужасной вспышкой гриппа.
— Иногда мне кажется, что проще опустить руки… Их так много…
— Эвелин, в такие времена мы прикладываем все наши силы и показываем, кто мы есть на самом деле. Ты сильная девочка, и я уверен, что ты справишься со всем как настоящая женщина, — твёрдо сказал Карлайл.
Она кивнула, смахивая слёзы с щёк, и быстро убежала.
Карлайл толкнул койку в подвальный морг, где обычно тела быстро бальзамировали и вешали на них ярлыки для последующего опознания. Несмотря на лихорадку, Эдвард сморщился от смрада помещения, которое было переполнено повозками с мёртвыми жителями Чикаго.
Карлайл пошуршал бумагами вокруг, дожидаясь, когда их оставят одних, а затем взял Эдварда на руки, открыл заднюю дверь и скрылся в ночи.
В голове у Эдварда пульсировало. Холодный воздух ночного Иллинойса немного взбодрил, и он задрожал в сильных руках молодого доктора, пока тот мчался. Казалось, что он парит. Эдвард чувствовал лёгкие толчки, когда доктор за один прыжок преодолевал несколько лестничных пролётов, словно они были длиной в шаг. И всего за несколько минут они покрыли весь путь. Карлайл уложил Эдварда на жёсткий провисший матрас и сорвал с него простыню.
Больной попытался открыть глаза; всё, что ему удавалось разглядеть, — это размытый, поблескивающий и движущийся интерьер комнаты. Он решил, что очутился в квартире, но не смог понять, было ли здесь и впрямь так же холодно, как на улице, или ему просто кажется.
Через несколько мгновений доктор с лёгкостью перетащил металлический каркас кровати в другую половину комнаты и зажёг огонь в камине. Эдвард разразился кашлем, саднящее горло на каждый вдох отзывалось болью. Тело судорожно начинало трястись, отчаянно пытаясь побороть вирус, но от этого не было толку. Эдвард застонал и сморщился, когда пульсация отдалась в каждый уголок организма, словно сердце заколотилось в самые уши. Язык распух, усложняя и без того мучительный процесс дыхания. Вирус изнурял Эдварда уже почти месяц, и он знал: конец близко.