Бессмертный

В тот самый день, когда Марья Моревна поднималась обратно по лестнице в свою жизнь, она краем глаза поймала серебряный отблеск. Марья рыла черный земляной пол подвала до тех пор, пока не раскопала то, что блестело, – старую щетку для волос Светланы Тихоновны, из все еще жесткой свиной щетины, в оправе из все еще яркого серебра. И когда она держала щетку в руках, роняя комки мерзлой грязи с пальцев, тени, висящие в подвале, подшились одна к другой, пока перед ней не встала старая вдова Лихо, точно такая, какой Марья ее запомнила, с черной спиной, согнутой под потолком. Она потерла длинными пальцами костяшки другой руки и с усмешкой вперилась в Кощея.

– Брат мой, девушки вредят твоему здоровью, ты же знаешь, – сказала она голосом, который, как и раньше, волочился по полу.

– Я вишу здесь по собственной воле, – сказал Кощей. – Она сама меня освободит.

– Я бы не стала, – хихикнула Лихо. – Никогда и ни за что.

– Тебе пора кое-куда отправляться, не правда ли, сестра? Выполнять мои планы, мои приказы, разве не так? Разве я не сделал распоряжений на время моего отсутствия, и разве ты не получила одно из них?

Глаза Кощея испепеляли ее ненавистью. Воздух между братом и сестрой скручивался и гнулся.

– О, но я должна была прийти! Я должна была прийти, чтобы посмотреть! Худшего невезения просто не придумать, знаешь ли. И худшего времени тоже. Ша! Из всех городов, из всех лет, именно здесь и сейчас! Слезы наворачиваются на мои старые глаза. Моя селезенка так горда. Ты идешь по стопам своей старой учительницы, в конце концов.

Лихо протянула длинную костлявую руку и ущипнула Марью за щеку, расплываясь в широкой улыбке во все лицо. Марья отпрянула. Она не понимала. И не хотела понимать. В ее пространство вторглись, хотя секрет принадлежал только им двоим. Она хотела вколотить Лихо обратно в черную гончую и пнуть ее.

Откуда-то издалека прилетел звук от сирены воздушной тревоги и раскатился над городом, над улицей, над подвалом.

Глава 23. История войны – это черная дыра

Смотрите, я поднимаю руки вверх, и между ними находится город Ленинград. Между моими поднятыми руками черная дыра, в которой Марья Моревна не разговаривает. Она не хочет, потому что думает, что история подобна сокровищу и должна принадлежать только одному дракону. Но я заставляю ее делиться; я не позволю ей быть единоличницей. Это в моей власти. Я не позволю ей говорить, потому что люблю ее, а когда любишь кого-то, не заставляешь его рассказывать военные истории. Военные истории – это черная дыра. На одной стороне – до, на другой стороне – после, а то, что между, принадлежит мертвым. Кроме того, что случилось между двух поднятых рук, то втиснуто между страниц книг мертвых, которые написаны на моих руках, потому что я умерла в этом месте, где Марья Моревна не говорит. Теперь все прояснилось, и теперь ты все поймешь.

Домовая всегда расскажет сказку лучше, чем человек, потому что она не будет пытаться сделать несчастья менее несчастными, чтобы мальчик, сидящий на коленях у бабушки, мог кивнуть и сказать: «Война – это ужасная вещь, правда, бабушка? Но это ничего, потому что некоторые люди все же выжили и даже детей завели». Я плюю на этого мальчика, потому что он думает только о себе, будто он сам непременно должен был родиться. Несчастье – это несчастье. Что с ним поделаешь? Ты просто живешь с этим несчастьем. Или умираешь. Жить лучше, но, если не можешь жить, что ж, иногда – такова жизнь. Так что я теперь все это прекращаю и объявляю, что пора мертвому поговорить с мертвым, и сейчас выход Звонка, если еще осталась сцена, куда выходить.

* * *

Долгое время ничего не менялось, только что Иван-Дурак и Елена Прекрасная наконец убежали от Бабы Яги, потому что в черный дом, на котором все они были нарисованы, попала бомба и дом сгорел. Это отличная стратегия, чтобы убежать от Бабы Яги, не правда ли, может, даже единственная, если ты – Дурак. Но черный дом сгорел, и красное облако дыма покрывалом опустилось на весь город, но не от дома волшебных сказок, а с продуктовых складов, где сгорело столько хлеба, масла и сахара, что позже бабушки пекли кексы из обожженной земли. Все вокруг пахло горелым жиром. Когда красные облака поднялись, будто театральный занавес, в Ленинграде началось чудовищное представление, только никто еще этого не замечал.

Сказочный дом горел целый день. Люди по очереди приходили посмотреть на него.