Я не могу отвести от нее глаз. Тонкая рубуша обрисовывает фигуру, прилипая к телу под дуновением ветра. Волосы развеваются, когда она поворачивается ко мне лицом. Это отшельница, и ее губы снова шевелятся. Произносят мое имя. Зовут меня.
Я хочу окликнуть ее, но меня могут услышать.
В венах вскипает кровь, когда я представляю себе, как обхвачу ее за плечи, как коснусь ее кожи рукой, и как прильнет к моему телу ее тело. Если кто-то услышит или увидит, уже завтра знать будет весь дом. Наместник закроет глаза на поведение отмеченной знаком Энефрет, но мигрис обязательно доложит отцу о том, что я притащил с собой девку для постельных утех.
— Серпетис! — почти жалобно зовет она, и я слышу, как дрожит ее голос.
Я накидываю на плечи корс. Отшельница замирает, глядя прямо на меня, когда я бросаю последний взгляд из окна. Она ждет меня.
Ждет меня.
Эта мысль обжигает огнем.
Я пытаюсь убедить себя в том, что просто заведу девушку обратно. Просто уведу ее подальше от любопытных глаз и попрошу больше не звать меня. Я — наследник, и вешающиеся на шею бывшие ученицы магов мне не нужны. Я обязан ей жизнью, и я отдам долг, попросив отца пристроить ее при доме. Пусть только работает хорошо. Иного мне от нее не нужно.
Снаружи ветер кажется просто ледяным. Я запахиваю полы корса, чтобы сохранить остатки тепла. Дом уже темен, все спят. Погашены фонари и в хлеву, и только свиньи сонно похрюкивают, да во сне фыркает корова.
Отшельница стоит на ветру неподвижно. Она оборачивается на мои шаги, ветер хлещет волосами ей по лицу.
— Серпетис, — снова слышу я. Голос как будто доносится откуда-то издалека.
Я шагаю к ней, протянув руку, чтобы отвести обратно в дом, но она качает головой. В несколько коротких шагов преодолев разделяющее нас расстояние, она оказывается рядом со мной. В моих объятьях. Прижавшись своей грудью к моей груди.
Вокруг холодно, но я вспыхиваю от ее прикосновения как костер, в который подбросили сухой хворост.
Ее сердце бьется у моей груди, дыхание касается моей шеи, когда она шепчет что-то, чего я не могу разобрать. Ее руки обнимают меня, прижимая еще крепче.
Я опускаю голову, чтобы посмотреть отшельнице в глаза, и они темны, как чарозем. Ее пальцы касаются моей голой груди под распахнутым корсом. Ее губы приоткрываются, когда она замечает, куда направлен мой взгляд.
Я не в силах противиться ее зову и солгал бы себе, если бы сказал, что никогда не представлял себе, как коснусь ее.
Я делаю то, чего ждет она и чего так долго ждал я сам.
Губы отшельницы горячи, но им не под силу согреть нас обоих под пронизывающим ветром. Ее тело воспламеняет меня там, где касается, ее пальцы плавят мою кожу, но снаружи, вокруг нас — слишком холодно.
И нас все еще могут увидеть.
— Идем обратно, — говорю я, но она смеется мне в плечо, и этот звук, еле слышный в шуме ветра — словно молния, ударившая прямо в мое сердце.
— Нет, — говорит она, поднимая лицо и подставляя губы для поцелуя. — Нет, нет, нет, нет.
И я сдаюсь. Я поднимаю ее на руки и несу прочь от дома, в конюшню, где пахнет сеном, а лошади настороженно фыркают, ощущая незнакомое присутствие. Она целует меня в шею. Гладит руками мое лицо, зарывается пальцами в волосы, пока я ищу для нас место — и нахожу его в пустом деннике, засыпанном свежим мягким сеном.
Не знаю, почему она так решила, но я уже не могу развернуться и уйти. Я остаюсь с ней, опускаю ее на сухое ароматного сено и помогаю снять с себя одежду, пока она стягивает с меня корс и развязывает пояс сокрис.
Я почти не замечаю ничего вокруг. Только она — ее губы, руки и голос, шепчущий о том, как ей хорошо. Только мы вдвоем на теплом сухом сене, и наши губы, и наши руки, и наши голоса.
Нам уже не холодно.
Она прижимается ко мне, обвивает меня руками и ногами, словно боясь отпустить. Говорит, что короткая ночь скоро кончится, и потом все станет как было — и она не хочет упускать свой шанс.
Я изо всех сил сдерживаю дыхание, которое вскоре становится слишком резким. Вырывается из груди вместе с ее именем — Унна — которое я все еще не могу произнести в полный голос.
— Пусть, — шепчет она, — пусть так, пусть так и будет.
И вот она хватается за мои плечи и широко раскрывает темные глаза. В них бездна, и я падаю в эту бездну с коротким вскриком, который тут же спешно заглушаю, закусив губу. Пусть так и будет, отшельница. Пусть сегодня будет так, как пожелала ты.
Ее пальцы крепко вцепились в меня, и ей не сразу удается их разомкнуть. Как и мне — пересохшие губы.
— Я… — Она улыбается мне в темноте, убирая руки и в последний раз касаясь пальцами моей щеки. Шрам на ее лице почти неразличим, и вижу ее такой, какой она должна была бы быть без него — красивой молодой женщиной, которая могла бы разбить много сердец. — Ты знаешь, я…
Какая-то лошадь переступает копытами поблизости, и я возвращаюсь в реальность холодной ночи. Снаружи доносится чей-то голос, и он становится все ближе.
— Поднимайся, — говорю я шепотом.
Она закусывает губу и только кивает.